Читать «Незабываемое» онлайн - страница 256

Анна Михайловна Ларина-Бухарина

Имя Сталина, конечно, не упоминалось, хотя для современного читателя оно здесь напрашивается не менее, чем имя Гитлера. Может быть, Бухарин говорил эзоповым языком и все-таки подразумевал Кобу? Я, зная характер Н. И., в этом сомневаюсь. Однако Сталин, несомненно, отнес слова Н. И. к себе.

В том докладе много внимания было уделено социалистическому гуманизму. «Социализм, — сказал Н. И., — отвергает эстетическое восхищение злом». Отвергающий эстетическое восхищение злом при начавшихся оргиях никак не вписывался в то «социалистическое общество», которое возводил Сталин.

Жутко звучат слова последнего письма: «Что бы мне ни говорили, что бы я ни говорил». Они означают, вне всякого сомнения, что он решил сдаться и вести себя на процессе так, как потребуют палачи. Одна из причин этого очевидна: накануне наступления фашизма он не хотел компрометировать Советский Союз разоблачением того, что творилось в ежовских застенках. Но для меня такое объяснение недостаточно. Были еще серьезные обстоятельства, сломившие Н. И.

Мне стало известно, что обвинительное заключение он подписал в начале июня. Во время следствия, уже в тюрьме, пачками продолжали поступать клеветнические показания против него, допросы профессиональных провокаторов, в том числе его бывшего ученика В. Астрова, завербованного ОГПУ еще в конце 20-х годов. Следователь Лев Шейнин угрожал Н. И. преследованиями, которым подвергнут членов его семьи (а это самая страшная кара) в случае, если он не сдастся. В камеру к Н. И. подсадили заместителя начальника управления НКВД по Саратовской области, обязанного запомнить каждое его слово (со мной проделали такое в Новосибирском изоляторе). Наконец, Н. И. допрашивали 12–14 следователей, сменяя друг друга. От депрессии лечили возбуждающими препаратами, а возможно, и подавляющими волю его. В подготовке Н. И. к процессу принимали участие Ежов и Вышинский — от Политбюро его «друг» Ворошилов. Все согласовывалось со Сталиным. Я убеждена, что ему была обещана жизнь, думаю, он верил в это. Тем более на предыдущем процессе не расстреляли ни Сокольникова, ни Радека, ни Раковского, их оставили жить, как я думаю, в качестве приманки для Бухарина и других. Вскоре они были уничтожены без всякого суда, последним Раковский, в 1941 году.

В 1988 году ко мне приходил бывший сотрудник английского посольства Ф. Рой Маклин, уже глубокий старик. Он пришел поздравить меня с реабилитацией Бухарина. Он сообщил мне, что ежедневно бывал на процессе, что такого обвиняемого, который при формальном признании своей вины в общих словах фактически ничего конкретного не признавал, он видел впервые. Сказал и то, что стенограмма процесса в полной мере не отражает всех схваток с Вышинским.

Слова Бухарина на процессе: «Признание обвиняемых есть средневековый юридический принцип» — означали оправдание не только себя самого, но и тех, кто показывал против него. Так что если у Вышинского «что бы мне ни говорили» вышло великолепно, то у Н. И. «что бы я ни говорил» все-таки не состоялось так, как добивались от него организаторы судилища.