Читать «Запятнанная биография (сборник)» онлайн - страница 85
Ольга Трифонова
— Он отморозил?
— Ты разочарована.
— Мне его жаль.
— А вот мне нисколько. Я вижу, как бьются, как страдают люди, получившие увечья на работе, рожденные с ними, а тут — бездарно, бессмысленно.
После рассказа про «Акт» мне не хочется идти смотреть уникальные фотографии, но и встретить колчерукого опасаюсь. Напора его глаз шальных. А главное — дурацкое мое качество: дав обещание, самое ничтожное, не забываю о нем, пока не выполню.
И как назло, несется навстречу, воздев к небу свои культи. Увидел меня, замер, поджидает. Кинопленка свисает с культей уже до земли, вот-вот упадет. Я успела подхватить.
— Что ж не заходите?
На шее на грязной тесемке болтается ключ и еще какая-то замысловатая железка.
— Все не соберусь как-то. Во время работы трудно, а после — не успеваю. Мне ездить далеко.
— Заходите сегодня. У меня есть идея насчет вас.
«Точно, Дайна права. Сейчас предложит сфотографировать среди цветов».
— Вы ведь новенькая, в коллектив еще не влились по-настоящему, а у нас чудесная агитбригада. Ездим по селам с концертами, я потом фотомонтаж делаю, не видели в конференц-зале последний материал, поездка в Кулдигский район?
— Нет.
— А сейчас новый готовлю.
«Почему у него такое красное лицо и глаза горят?»
— …Кто-то должен помочь, со всем не справлюсь, договорились?
— Хорошо.
— Значит, через часик.
— Хорошо.
— А если просьба маленькая?
Зубами из нагрудного кармана вынул черный пакет, протянул мне, как собака.
— Отнесите это в третье отделение, в пятую палату. Фотографировал одного больного, на память о пребывании. Маленький, но честный заработок. Он вам деньги даст, пять рублей, заодно и принесете.
— Как его фамилия?
— Таймень.
«Сколько здесь Тайменей. Я тоже таймень. Выброшенный на сушу».
Ходить в мужское отделение неприятно. Нужно идти по коридорам и стараться не смотреть в раскрытые двери палат, а то или окликнут, чтоб разговор дурацкий завести, или увидишь что-нибудь такое, что долго в самые неподходящие моменты будешь вспоминать жалостливо и гадливо.
Но я уже научилась не смотреть — и мимо, не обращая внимания на призывы.
— Сестричка, девушка, минуточку, — голоса молодые. Лежат без дела по два-три месяца, «дурью маются», как говорит Дайна.
Но я не случайно здесь, не только потому, что краснолицый с ластами послал.
Всю ночь падал в таз закопченный окорок, обмотанный полотенцем, и это была моя нога, и я просыпалась с падающим сердцем и не узнавала розовой комнаты в стиле кич, не понимала, где я: страх, отчаяние, белесый свет за окном. Что это? Рассвет? Значит, я опоздала на работу! Но я не могу ехать на работу, у меня теперь нет ноги.
Спасало привычное движение руки к будильнику. Три.
Узнавала комнату, рисунок обоев.
Я не могу привыкнуть к белым северным ночам, они мучают меня тоской, и ужасны эти глухие часы, я не хочу их переживать, бодрствуя. Ложусь спиной к светлому окну и вспоминаю хорошее: