Читать «Запятнанная биография (сборник)» онлайн - страница 61

За десять минут до обеда торопливо записала в толстую клеенчатую тетрадь сон. Бред какой-то дурацкий, но Олег наконец убедил меня, что ставит на мне грандиозный эксперимент, что результатом его будет одна поразительная вещь и что от меня требуется только одно — не халтурить.

Кроме постоянной своей, непонятной мне работы он попутно занимался еще чем-нибудь. Обычно носился с какой-нибудь фантастической идеей, сейчас это был «феномен сновидений». Валериан Григорьевич называл его эфором, говорил, что в древней Спарте были такие люди, эти самые эфоры, в их обязанность входило видеть сны и толковать их.

Он посмеивался над Олегом, но из заграничных поездок привозил ему специальные книги и журналы, и один раз они так пылко спорили из-за каких-то опытов Клейтмана, что понятно было, что Валериан Григорьевич и сам осведомлен в «феномене». Да и Олег во время спора кричал:

— Ведь ты же ученый, ты же занимаешься проблемами эволюции, так неужели ты не понимаешь, что сновидения в парадоксальной фазе выполняют функцию «сторожа», защитника организма?

Мне бы слушать их внимательно, мне бы стараться понять, как бы пригодилось потом, когда мучили по ночам кошмары, как помогло бы разобраться в себе. Но я обсуждала длину юбки с Еленой Дмитриевной или скучливо рассматривала модные журналы.

— В медицине — да, — наслаждаясь своим спокойствием и пылкостью оппонента, соглашался Валериан Григорьевич, и его прекрасные глаза, увеличенные мощными стеклами очков, как бы ширились, занимая все пространство лица, — абсолютно с тобой согласен. Но психоаналитические толкования — это метафизика, друг мой, метафизика чистейшей воды.

В такие минуты, разглядывая его сухие, глянцевые, смуглые скулы, высокий купол черепа, твердый, чуть раздвоенный подбородок, украшенный белоснежным клинышком узенькой бородки-кисточки, я думала о том, как он красив в своей старости, да и не старости вовсе, а просто особом человеческом облике, принятом считать старостью. И мне уже не казалось, что Елена Дмитриевна нежностью рук и шеи, гладкостью лица и густотой пепельных волос оскорбительно молода рядом с ним, а Олег годится во внуки.

Так показалось, когда впервые вошла в дом и еще во время приступов астмы у Валериана Григорьевича. И еще заметила со стыдом, что в присутствии Валериана Григорьевича оживляюсь, стараюсь отличиться удачным словечком, какой-нибудь часто совсем непонятной мне институтской научной новостью, новой вещицей. Не перед Олегом, а перед ним — высоким, костистым, со впадинами на висках, из которых, как реки из моря, выходили вены и поднимались вверх, к серо-серебряному, высоко поднятому спереди и низко опущенному на затылке венчику волос.

Валериан Григорьевич отмечал мои старания, вот и сегодня похвалил новую прическу и черные чулки. Чулки я покрасила чернилами, и вечерами приходилось отмывать ноги в ванной, но Валериан Григорьевич этого знать не мог и сказал, что такая прическа в его время называлась «Вероникой», а девушки в черных чулках сводили его с ума в Париже, куда попал после экспедиции в Сирию.