Читать «Запятнанная биография (сборник)» онлайн - страница 117

Мы сидели рядом и молча смотрели, как убегает от костлявой тетки мальчуган. Тетка гналась за ним с хворостиной и жуткими проклятьями. Напомнила Юзефу Карловну — такая же нескладная, с огромными руками и ногами.

— Кто такой Терсит? — спросила я.

— Не помню. Помню только строчку «Уж нет какого-то Патрокла, но жив презрительный Терсит», — продекламировал Агафонов. — А ты откуда это имя знаешь?

— Услышала.

— По какому поводу?

Тетка волокла рыдающего беглеца назад.

— Просто так.

— У тебя просто так не бывает.

— Бурова тебя назвала Терситом почему-то. Почему?

— У тебя есть неприятная манера сообщать неприятные вещи.

— Ты сам спросил.

Мне хотелось плакать. Мне очень хотелось плакать. Моя жалкая жизнь с тайными воровскими приходами в его номер, где разговаривать можно было только шепотом, с такими вот короткими встречами в укромных безлюдных местах, с одиночеством, с пустым домом, с близостью непонятных и замкнутых людей — Арноута и Вилмы, с надоевшей овсянкой по утрам, с укорами мамы по телефону, с возвращением в сумерках в пустом автобусе, с тоской по Агафонову, с ревностью к нарядным веселым женщинам санатория — все это измучило, измотало, и слезы всегда были близко.

— Эта нелепая дура считает себя хранительницей священного огня, — сказал Агафонов.

— Она еще спросила: разве вы не невеста уже Олегу Петровскому? Я никогда не была его невестой.

— Во-во, это все одна компания, праведников трехкопеечных.

— А Валериан Григорьевич не праведник?

— Видишь ли, Чижик, люди делятся на грешников, которые считают себя праведниками, и праведников, которые считают себя грешниками.

— Но кто же знает, что на самом деле?

— Это показывает вскрытие. Слушай, Чижик, — он вдруг оживился, — у меня есть прекрасная идея. Мы с тобой уедем отсюда пораньше дня на три и заедем к одному человеку.

— Куда?

— Маленький городок, на Украину. Тебе будет интересно, ты ведь любишь кататься?

Все изменилось в этот миг, потому что наступило счастье. Я целовала Агафонова и спрашивала всякие глупости: есть ли у него термос, чтобы взять для него в дорогу кофе, и захватил ли теплые носки на случай ночлега в лесу.

— Мы доедем за один день, — смеялся он, шутливо уклоняясь от чрезмерных моих объятий, — а термос у меня есть, огромный, китайский, с цветами.

Я даже не очень огорчилась скорому прощанию. Даже до станции попросила не подвозить, пройдусь пешком, вечер чудный. Я шла по этой улице и пела. Возле деревянного забора стоял мальчик и смотрел в щель. Я присела на корточки.

— Тебе скучно?

— Скучно, — ответил он сипло.

— Хочешь вот это? — вынула из сумки блестящий карандаш, подарок Агафонова. — Им можно рисовать, смотри, сколько разных цветов.

— Хочу, — мальчик протянул в щель испачканную в земле руку.

Я отдала карандаш совсем легко, хотя очень дорожила им. Впереди меня ждало счастье, и было не жаль ничего.

А впереди ждала мука. И началом ее была поездка к Трояновскому. Поездка в маленький городок на Украине, поездка с частыми остановками на глухих лесных проселках, когда нарядный китайский термос, лежащий на заднем сиденье, выставлялся наружу и терпеливо ждал нас среди травы на обочине. Два раза мы забывали его, и возвращались, и наконец дали ему глупое имя Выкинштейн, и обращались с ним очень почтительно.