Читать «Запятнанная биография (сборник)» онлайн - страница 112
Ольга Трифонова
— Не представляю. Но дурного в том, чтобы применить теорию групп, по-моему, ничего нет.
— Ты сегодня в плохом настроении.
— В нормальном. Ну применил, и что дальше?
— А дальше хуже было все, — пропел Олег, — и дальше я не помню.
— Помнишь. Раз заговорил, досказывай.
— А дальше была знаменитая сессия, и полетели головы, и одноглазый пехотинец канул в небытие.
— Кто это одноглазый? Трояновский?
— Да.
— А Агафонов?
— А Виктор Юрьевич заявил, что биология специфична, что его очаровала красота генетических схем; не будучи специалистом, он доверился специалистам и впал в ошибку. Нельзя насильственно применять математический аппарат к сложнейшим процессам жизни и так далее, и тому подобное. И в результате Государственная премия и травма на всю жизнь. — Олег рассмеялся. — Проехал на желтый и не заметил.
— Какая травма? Государственная премия?
— Я не люблю иронии твоей.
— Просто ты все таинственно, все намеками, а ты попроще.
— А попроще, — вдруг жестко улыбнулся Олег, он умел странно улыбаться — будто показывал зубы по-собачьи, — а попроще, его всю жизнь обгоняли. Уотсон и Крик открыли строение ДНК, и он понял, от чего добровольно отступился. Занялся расшифровкой генетического кода. Он пошел по правильному пути, использовав ряд простых соображений комбинаторики, но его опередили. О ирония судьбы, те же Уотсон и Крик. Был еще Гамов, но его работ он не знал. Он схватился за проблему надежности мозга — его опередил Мак-Каллок; схватился за анализ идеальной возбудимой среды — опередил Гельфанд; за механизм реализации генетической программы — опередил Тома.
— Ты знаешь его биографию, как Сальери знал все о Моцарте.
— Намек понял. — Олег затормозил, повернул ко мне странно бледное лицо, лицо младенца в материнской утробе, каким его рисуют в энциклопедии. — Но ты зря. Я не завидую ему. Как в Библии говорится: ни стадам его, ни жене его…
— У него есть жена?
— Была. И никаких оснований для зависти его семейная жизнь не давала. Скорее наоборот.
— Что с ней стало? Где она? Ушла?
— Как говорится, в мир иной. Сдается мне, что это было положительным фактором в его биографии.
— Ты злой. Почему ты вдруг такой злой?
Младенец наклонил лобастую голову с двумя отчетливыми выпуклостями над редкими светлыми бровями.
— Я не злой. Я какой-то весь перебаламученный.
— Чем?
— Ты понимаешь, мы с ним занялись одной проблемой. Совершеннейшая утопия, конечно. Дзета-функция Римана. Мечта всякого математика. Мы идем друг другу навстречу по очень узкой тропе…
— Почему ваша тропа узкая? Разве в науке так бывает?
— Еще как бывает.
— И только ты и Агафонов идете по ней?
— Нет. Еще один англичанин.
— А тот, кто придет первым, что получит?
— Смотря как придет, — он опять начал заводиться, — если докажет, что нули на прямой…
— Нобелевская премия?
— Я же тебе уже говорил, что в математике нет Нобеля.
— Я забыла. А из-за чего?
— Из-за Миттаг-Леффлера.