Читать «ОН. Новая японская проза» онлайн - страница 3

Я пишу этот текст не для того, чтобы обрушиться на стереотипные представления русских о японцах. В конце концов, такого рода клише характеризуют не столько объект представлений, сколько самого носителя. И если в российском массовом сознании японцы предстают исключительно в виде гейш и самураев, это проблема русской культуры, а не японской. Я же всего лишь хочу обратить внимание читателей на сам факт: господа, вы видите нас не такими, каковы мы на самом деле.

Вот любопытная иллюстрация к теме. Писатель Виктор Пелевин, пользующийся в сегодняшней России такой популярностью, как известно, весьма неравнодушен к дальневосточной и японской культуре. В статье, которую он написал для японского литературного журнала «Синтё», есть такие строки: «Когда я кончил школу и поступил в институт, среди моих друзей распространилась довольно странная игра. Мы все были буквально влюблены в перевод „Исэ-моногатари“ Николая Конрада(…). Наша игра заключалась в том, что мы сочиняли пятистишия и трехстишия на русском языке, подразумевая, что они являются переводами несуществующих японских стихов(…) Можно сказать, что перевод стихотворения является его тенью, но в случае переводов Конрада эту тень отбрасывал реальный культурный объект. Мы занимались тем, что рисовали эту тень: участникам предлагалось представить несуществующий объект, который ее отбросил».

Проницательный читатель уже догадался, что в этой игре мне видится аллегория всего отношения русских к Японии. Не пора ли перестать заниматься постмодернистскими забавами с тенью и заняться изучением реального объекта, отбрасывающего эту тень? Эта наша антология и представляет собой первую попытку перефокусировки вашего внимания с тени на сам объект.

Если придираться к словам, то можно сказать, что всякое литературное произведение в определенном смысле — тоже не более чем тень реальности, да и сама реальность, как известно, эфемерна, но в этакие философские глубины давайте зарываться не будем.

2

Это собрание текстов охватывает примерно двадцатилетний период, 80-е и 90-е годы истекшего века. Японская литература в этот период претерпела довольно существенные метаморфозы, подробно описывать которые не позволяет ни объем, ни жанр вступительной статьи. Ограничусь напоминанием о том, что Япония сегодня, как и Россия, является «литературной сверхдержавой», о чем, в частности, свидетельствует обилие толстых ежемесячных журналов — во всем мире эта традиция только в двух наших странах и существует. Невозможно подсчитать, сколько в Японии было создано художественных произведений за эти 20 лет! Оценить значение этих сочинений можно будет лишь тогда, когда 99 % из них канут в Лету и наша с вами современность, утратив этот статус, превратится в объект исследования для будущих историков литературы. И все же, для того чтобы дать вам некоторое представление о драматических переменах, произошедших в японской словесности, рискну предложить некую схему. За точки отсчета возьму два писательских самоубийства и две нобелевские лекции.