Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 238

Эдвард Гиббон

Восшествие Иннокентия Шестого на папский престол оживило Риенци новыми надеждами на получение свободы и на возвращение в Рим, так как авиньонское правительство пришло к убеждению, что только этот мятежник был способен положить конец господствовавшей в метрополии анархии и ввести там порядок. От Риенци потребовали положительных изъявлений преданности и затем его отправили в Италию с титулом сенатора; но тем временем Барончелли умер и возложенная на Риенци миссия оказалась бесцельной, а папский легат, кардинал Альборнос, который был очень искусным политиком, неохотно дозволил Риенци предпринять эту опасную попытку и не оказал ему никакого содействия. Прием, оказанный Риенци, вполне соответствовал его желаниям; день его въезда в Рим был днем публичного празднества, а благодаря его красноречию и его влиянию были снова введены законы доброго порядка. Но его собственные пороки и пороки римского населения скоро затмили этот минутный солнечный блеск; в то время как Риенци жил в Капитолии, ему нередко приходилось с сожалением вспоминать о его авиньонской тюрьме, и после четырехмесячного владычества он был убит во время смуты, возбужденной римскими баронами. Он, как рассказывали, приучился к невоздержанности и к жестокосердию в обществе германцев и богемцев; несчастье охладило его энтузиазм, не укрепив его рассудка или его хороших наклонностей, и холодное бессилие недоверия и отчаяния заменило прежние юношеские надежды и ту пылкую самоуверенность, которая служит залогом для успеха. В качестве трибуна Риенци царствовал с неограниченной властью по выбору самих римлян и пользовался их безграничной преданностью, а в качестве сенатора он был раболепным министром иностранного правительства, и между тем как он внушал недоверие народу, он не находил никакой поддержки со стороны монарха. Легат Альборнос, по-видимому желавший его гибели, упорно отказывал ему в помощи людьми и деньгами; в качестве верноподданного Риенци уже не мог пользоваться церковными доходами, а лишь только он задумал обложить римлян налогами, он вызвал жалобы и мятеж. Даже его правосудие навлекало на себя обвинения или упреки в лицеприятии и в жестокосердии; своей зависти он принес в жертву самого добродетельного из римских граждан, а подвергая смертной казни одного разбойника, оказавшего ему денежную помощь, он вовсе позабыл или слишком хорошо помнил обязанности должника. Междоусобная война истощила и его денежные средства, и терпение римлян; Колонна заперлись в Палестрине и не прекращали борьбы, а его наемники скоро стали презирать вождя, который по невежеству или из трусости завидовал заслугам своих подчиненных. И жизнь, и смерть Риенци представляют странную смесь геройства с трусостью. Когда рассвирепевшая народная толпа окружила Капитолий и когда Риенци был покинут и своими гражданскими чиновниками, и своими подчиненными военного звания, он неустрашимо развернул знамя свободы, вышел на балкон, постарался расшевелить своей красноречивой речью страсти римлян и доказывал им, что его собственное возвышение или падение будет возвышением или падением республики. Град проклятий и каменьев прервал его речь, а когда стрела пронзила его руку, он впал в позорное отчаяние и, обливаясь слезами, удалился во внутренние комнаты, откуда через окно спустился по простыне во двор, находившийся перед тюрьмой. Он утратил всякую надежду на чью-либо помощь, а толпа держала его в осаде до вечера; ворота Капитолия были наконец разрушены ударами топора и при помощи огня, а в то время как переодевшийся плебеем сенатор пытался спастись бегством, его задержали и потащили на ту самую дворцовую терассу, на которой он произносил свои смертные приговоры и на которой казнили по его приказанию осужденных. В течение целого часа он молча и неподвижно стоял среди толпы полунагим и полумертвым; ярость этой толпы уступила место любопытству и удивлению; в душе народа еще не совершенно угасли уважение и сострадание к бывшему трибуну, и эти чувства, быть может, одержали бы верх, если бы один смелый убийца не вонзил свой меч в грудь Риенци, который упал без чувств от первого удара; бессильная мстительность его врагов покрыла его труп множеством ран; тело сенатора было оставлено на произвол собак, евреев и пламени. Дело потомства — взвесить добродетели и пороки этого необыкновенного человека, но в длинный период анархии и рабства имя Риенци нередко превозносилось как имя избавителя отечества и последнего из римских патриотов.