Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 228

Эдвард Гиббон

Но эта добровольная покорность прекратилась вместе с первыми взрывами энтузиазма, и Риенци убедился в необходимости упрочить присвоенную им власть введением правильной формы управления и принятием какого-нибудь легального титула. Из желания выразить ему свою признательность и доказать свое верховенство римский народ был готов дать ему всякий титул, какого он мог пожелать, — титул сенатора или консула, короля или императора; он предпочел старинное и скромное название трибуна; защита общин была главной обязанностью тех, кто носил этот священный титул, а народ не знал, что трибунам никогда не предоставлялось в республике никакой доли законодательной или исполнительной власти. В этом звании Риенци издал, с одобрения римлян, самые благотворные законы с целью восстановить и поддержать добрый порядок. Удовлетворяя желание людей честных и людей неопытных, он прежде всего установил, что никакая гражданская тяжба не должна длиться более двух недель. Вред, который причиняли частые клятвопреступления, мог служить мотивом для издания другого закона, который подвергал ложного обвинителя такому же наказанию, какому мог подвергнуться обвиняемый; бесчинства того времени могли заставить законодателя наказывать за всякое человекоубийство смертью и за всякую обиду — соразмерным возмездием; но отправление правосудия не могло быть удовлетворительным, пока не была уничтожена тирания аристократов. Поэтому было установлено, что никто кроме верховного сановника не может владеть или распоряжаться принадлежащими государству заставами, мостами или башнями, что никакой частный человек не имеет права содержать свой собственный гарнизон в городах или замках, находящихся на римской территории; что ни в городах, ни в селениях никто не имеет права носить оружие или укреплять свои дома; что бароны будут отвечать за безопасность больших дорог и за беспрепятственный подвоз съестных припасов и что за покровительство, оказанное преступникам и разбойникам, будет взыскиваться пеня в тысячу марок серебра. Но эти постановления были недействительны и бесполезны, если бы бесчинную аристократию не держал в страхе меч правительственной власти. Внезапный набат в колокол Капитолия еще мог созвать под знамя трибуна более двадцати тысяч добровольцев, но для охраны самого Риенци и изданных им законов требовались более регулярные и всегда находящиеся налицо военные силы. В каждой из приморских гаваней был поставлен корабль для защиты торговцев; тринадцать городских кварталов навербовали, одели и содержали на свой счет постоянную милицию из трехсот шестидесяти всадников и тысячи трехсот пехотинцев, а свойственное республикам великодушие выказалось в назначении пенсии в сто флоринов наследникам тех солдат, которые лишатся жизни, защищая свое отечество. Риенци не боялся обвинений в святотатстве, когда употреблял церковные доходы на охрану общественной безопасности, на устройство хлебных амбаров, на пособия вдовам, сиротам и бедным монастырям; три источника государственных доходов — подворный налог, пошлина на соль и таможенные пошлины доставляли каждый по сто тысяч флоринов в год, а из того, что в течение четырех или пяти месяцев благоразумная бережливость трибуна утроила доход от налога на соль, следует заключить, что до вступления Риенци в управление злоупотребления доходили до громадных размеров. Восстановив военные силы и финансы республики, трибун пригласил аристократов отказаться от независимой жизни в их уединенных замках и возвратиться в Рим; он потребовал, чтобы они явились в Капитолий и взял с них клятву в преданности новому правительству и в готовности подчиняться требованиям доброго порядка. Князья и бароны, боявшиеся за свою жизнь, но сознававшие, что неповиновение было бы еще более опасно, возвратились в свои городские дома простыми и мирными гражданами; Колонна и Орсини, Савелли и Франгипани смешались с толпой перед трибуналом плебея, над которым они так часто издевались как над гнусным буфоном, а их унижение увеличивалось от негодования, которое они тщетно старались скрыть. Точно такая же клятва была принесена поочередно всеми сословиями — духовенством и зажиточными гражданами, судьями и нотариусами, купцами и ремесленниками, и чем ниже было звание присягавших, тем искреннее была их присяга. Они клялись жить и умереть в лоне республики и церкви, интересы которых были искусно связаны номинальным назначением папского наместника — епископа Орвиетского в товарищи трибуна. Риенци хвастался тем, что избавил трон и владения пап от мятежной аристократии, а радовавшийся падению этой аристократии Климент Шестой делал вид, будто верил изъявлениям преданности со стороны своего верного служителя, будто признавал его заслуги и будто одобрял возложенные на него народом полномочия. На словах и, быть может, в глубине своей души трибун горячо заботился о чистоте религиозных верований; он намекал на сверхъестественную миссию, будто бы возложенную на него Святым Духом, наложил тяжелые наказания на тех, кто не исполнял ежегодно обязанности исповедываться и приобщаться, и строго охранял как духовные, так и мирские интересы своего верного народа.