Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 181

Немедленное взятие Константинополя можно приписать пуле или стреле, пронзившей латную рукавицу Иоанна Юстиниани. Вид крови и мучительная боль отняли бодрость у вождя, мужество и опытность которого были самым надежным оплотом столицы. Когда он покинул свой пост, чтобы обратиться за помощью к хирургу, неутомимый император заметил его удаление и остановил его: "Ваша рана, — воскликнул Палеолог, — незначительна; мы находимся в крайней опасности; ваше присутствие необходимо, и куда же намерены вы удалиться?" — "Я удалюсь, — сказал объятый страхом генуэзец, — той дорогой, которую Бог проложил для турок", и с этими словами он торопливо прошел сквозь одну из брешей, пробитых во внутренней стене. Этим малодушным поступком он запятнал свою славную воинскую карьеру, а те немногие дни, которые он провел после того в Галате или на острове Хиос, были отравлены и публичными укорами и упреками его собственной совести. Его примеру последовала большая часть латинских союзников, и оборона стала слабеть именно в ту минуту, когда нападение возобновилось с удвоенной энергией. Оттоманы были многочисленнее христиан в пятьдесят, даже, быть может, в сто раз; двойные городские стены были обращены пушечными выстрелами в груды развалин; в тянувшейся на несколько миль городской окружности нетрудно было найти такие пункты, которые были более доступны для нападения или более слабо охранялись, а лишь только осаждающим удалось бы проникнуть внутрь города в каком-нибудь одном пункте, Константинополь был безвозвратно утрачен. Первым, кто оказался достойным обещанной султаном награды, был янычар Гассан, отличавшийся гигантским ростом и необыкновенной физической силой. Он взобрался на внешнюю стену с палашом в одной руке и со щитом в другой; из тридцати янычаров, соперничавших с ним в мужестве, восемнадцать погибли в этой отважной попытке. Гассан достиг вместе со своими двенадцатью товарищами вершины укреплений; сброшенный с вала гигант приподнялся на одно колено, но туча стрел и каменьев снова повалила его наземь. Тем не менее он доказал, что его цель была достижима; городские стены и башни немедленно покрылись массами турок, и вытесненные со своих выгодных позиций греки были подавлены постоянно возраставшей многочисленностью врагов В этой массе людей был долго виден император, исполнявший все обязанности вождя и солдата, но он наконец исчез. Сражавшиеся вокруг него представители греческой знати отстаивали до последнего издыхания честь Палеологов и Кантакузинов; кто-то слышал скорбное восклицание Константина: "Неужели не найдется христианина, который отрубил бы мне голову?", и его предсмертная забота была только о том, чтобы не попасться живым в руки неверных. В критическую минуту Константин из предосторожности сбросил с себя пурпуровую мантию; среди свалки он пал от неизвестной руки и его труп был завален грудой убитых. С его смертью сопротивление прекратилось и все пришло в беспорядок; греки обратились в бегство в направлении к городу, и многие из них были раздавлены толпами беглецов, теснившихся в узких воротах св. Романа. Победоносные турки устремились вперед сквозь бреши, пробитые во внутренней городской стене, а в то время как они проникали в городские улицы, к ним присоединились их боевые товарищи, вломившиеся в ворота Фанара со стороны гавани. В первом пылу преследования они умертвили около двух тысяч христиан; но корыстолюбие скоро взяло верх над жестокосердием, и победители сами сознавались, что они немедленно стали бы щадить жизнь городских жителей, если бы храбрость императора и его отборных отрядов не заставляла их ожидать такого же упорного сопротивления во всех столичных кварталах. И так, Константинополь, устоявший против военных сил Хосроя, Хагана и Халифов, безвозвратно преклонился после пятидесятитрехдневной осады перед военным могуществом Мехмеда Второго. Латины только уничтожили его владычество, а мусульманские завоеватели повергли в прах и его религию.