Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 178

Во время осады Константинополя несколько раз произносились слова "мир" и "капитуляция", и между неприятельским лагерем и столицей несколько раз велись сношения через посредство послов. Гордость императора смирилась в несчастьи, и он согласился бы на всякие мирные условия, совместимые с неприкосновенностью религии и императорской власти. Турецкий султан желал сберечь жизнь своих солдат; он еще сильнее желал достигнуть обладания византийскими сокровищами и исполнял священный долг мусульманина, предоставляя габурам на выбор или обрезание, или уплату дани, или смерть. Корыстолюбие Мехмеда, быть может, удовлетворилось бы ежегодной уплатой ста тысяч дукатов; но его честолюбие стремилось к обладанию столицей Востока; императору он предлагал равноценную замену утраченных владений, а народу — свободу вероисповедания или безопасное удаление из города; но после нескольких бесплодных попыток установить условия мирного договора он объявил о своей решимости или воссесть на константинопольском престоле, или умереть под стенами города. Чувство чести и опасение навлечь на себя общее порицание не дозволили Палеологу отдать город в руки оттоманов, и он решился вести борьбу до последней крайности. Султан употребил несколько дней на приготовления к приступу, а его любимая наука астрология отсрочила гибель греков, указав на 29 мая как на самый благоприятный день для задуманного дела. Вечером 27 мая он сделал свои окончательные распоряжения, собрал военных начальников и разослал по лагерю глашатаев с приказанием объяснять мотивы опасного предприятия и обязанность каждого повиноваться. Страх — главная опора деспотических правительств, и выраженные в восточном стиле угрозы султана предупреждали беглецов и дезертиров, что будь у них птичьи крылья, они все-таки не избежали бы его неумолимого правосудия. Его паши и янычары большею частью происходили от христианских родителей; но усыновления приучали их дорожить честью турецкого имени, и несмотря на то что солдаты постепенно сменялись новыми рекрутами, подражание и дисциплина поддерживали один и тот же дух и в легионах, и в полках, или одах. Мусульман убеждали как следует приготовиться к священному предприятию — очистить душу молитвой, тело — семью омовениями и воздерживаться от пищи до конца следующего дня. Толпа дервишей ходила по палаткам, для того чтоб внушать солдатам желание мученической смерти и чтоб уверять их, что убитые будут наслаждаться вечной юностью среди райских ручьев и садов в объятиях чернооких дев. Впрочем, Мехмед рассчитывал всего более на влияние мирских и видимых наград. Победоносным войскам было обещано двойное жалованье. "Город и его здания, — говорил Мехмед, — принадлежат мне; но я предоставляю вам, в награду за ваше мужество, пленников и добычу, сокровища, заключающиеся в золоте и женской красоте; будьте богаты и счастливы. В моем владении немало провинций: тот неустрашимый солдат, который прежде всех взберется на стены Константинополя, будет награжден управлением самой лучшей и самой богатой из них, а моя признательность осыпет его такими почестями и милостями, которые превзойдут его собственные ожидания". Эти разнообразные и веские мотивы возбудили среди турок общее рвение, заставлявшее их не дорожить жизнью и с нетерпением ожидать боя; их лагерь огласился обычными возгласами мусульман: "Бог един, а Магомет — его пророк", а море и суша осветились разведенными ночью огнями на всем пространстве от Галаты до Семи Башен.