Читать «Закат и падение Римской империи. Том 7» онлайн - страница 167

И греки и турки провели зиму в постоянных тревогах и заботах; первым не давали покоя их опасения, а вторым — их надежды; первые были заняты приготовлениями к обороне, вторые — приготовлениями к нападению; двум императорам предстояло проиграть или выиграть более всех других, и потому каждый из них был глубже всех проникнут тем чувством, которое овладело его подданными. В Мехмете это чувство усиливалось от его молодости и от пылкости его темперамента; он развлекался в часы досуга постройкой в Адрианополе необыкновенно высокого дворца, которому было дано название Jehan Numa (всемирной сторожевой башни); но его серьезные помыслы были неизменно сосредоточены на намерении завладеть столицей цезарей. Он встал ночью с постели перед вторичным бдением и приказал немедленно позвать первого визиря; прибытие посланца, позднее ночное время и близкое знакомство с характером монарха — все это встревожило преступную совесть Калиля паши, который когда-то пользовался доверием Мурада и присоветовал вновь призвать этого султана на престол. При восшествии на престол Мурадова сына визирь был утвержден в своем звании и, по-видимому, пользовался милостивым расположением монарха; но этот опытный государственный человек ясно сознавал, что он ходил по тонкому и скользкому льду, который мог проломиться под его ногами и низвергнуть его в пропасть. За его расположение к христианам, которое, быть может, не считалось за преступление в предшествовавшее царствование, его заклеймили прозвищем Габур Ортахи — молочного брата неверующих, а его корыстолюбие вовлекло его в изменнические тайные сношения с неприятелем, которые были открыты и наказаны после окончания войны. Получив султанское приказание, он обнял жену и детей в страхе, что никогда более не увидит их, наполнил сосуд золотыми монетами, торопливо отправился во дворец, пал ниц перед султаном и по восточному обыкновению поднес ему сосуд с золотом как слабое доказательство своей покорности и признательности. "Я намерен, — сказал ему Мехмед, — не брать назад мои подарки, а осыпать тебя новыми благодеяниями. Я, в свою очередь, прошу от тебя гораздо более ценного и более важного подарка — Константинополя". Лишь только визирь пришел в себя от такого неожиданного требования, он отвечал: "Тот же самый Бог, который уже дал тебе столь значительную часть Римской империи, не откажет тебе в остальной ее части и в ее столице. Его Провидение и твое могущество служат ручательством за успех, а я сам и все твои верные рабы принесем в жертву нашу жизнь и наше состояние". — "Лала (наставник), — продолжал султан, — посмотри на мою подушку! в течение всей ночи я от волнения перевертывал ее с одной стороны на другую; я то вставал с постели, то опять ложился спать, но сон не смыкал моих утомленных глаз. Остерегайся римского золота и серебра; в военном деле мы превосходим римлян и скоро сделаемся хозяевами Константинополя с помощью Бога и молитв пророка". Чтоб узнать, как были настроены умы солдат, он нередко один бродил переодетым по улицам, а узнать султана, когда он желал быть незамеченным, было бы очень опасно. Он проводил свое время в том, что чертил план неприятельской столицы и обсуждал со своими генералами и инженерами, где лучше поставить батареи, с какой стороны удобнее идти на приступ городских стен, где следует взрывать мины, к какому месту следует приставлять штурмовые лестницы, а дневные военные упражнения повторяли и объясняли то, что было задумано ночью.