Читать «Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце» онлайн - страница 19

VI. Верность

У нас опять шумят дожди и ветер, А где-то синь, и непогоды нет… В который раз гадаю, где на свете Затерянный мне отыскать твой след? Как год, как день — иссякла четверть века. Неуловимо молодость прошла. Как много в жизни надо человеку Любви и нежности, и света, и тепла! Ведь для иных приходит слишком поздно Простая правда радости земной; Ты о другой мечтал под небом звездным, А грусть свою и боль делил со мной. Куда мне письма слать? В каких широтах Разыскивать тебя? И как понять, Что, может быть, обрюзгший, желчный кто-то — Тот самый ты, который звал меня? Ты опоздал. Назад был путь немыслим. Но голос прошлого ничем не заглушить. — Есть верность памяти и верность мысли, И верность — нерушимая — души.

VII. «Прошу тебя, будь!..»

Прошу тебя, будь! Прошу тебя, будь, — Всем срокам наперекор! Пусть не рядом со мною. Пусть где-нибудь. Как во сне. Как и до сих пор. Осенью, летом, зимой и весной — Будь со мной.

VIII. «И все же чую, что уходишь ты…»

И все же чую, что уходишь ты. И не заполнить странной пустоты, И не вернуть тебя ни словом, ни строкой. Ни к облаку протянутой рукой. Как не вдохнуть последнего глотка, Издалека… издалека… издалека…

1950–1985

Мать

Она дала мне жизнь. Она из года в год Меня от бед руками заслоняла. Она одна простит. Она одна поймет И вынет из души отравленное жало. Несли покой сквозь тяжкие года Ее умелые и ласковые руки. А я на нежность так скупа всегда, (Хотя душа корежится от муки). Росли года. И с тем, как время шло, Росла ее любовь. Росло ее терпенье. Она — мой дом. Она — мое тепло. Она — последнее и полное прощенье. Года и немощи кладут свою печать. Под гнетом старости изнемогает тело. Как словом высказать, как наверстать Все то, чего я дать ей не сумела?..

27 сентября

Унесли мою тихую радость в осенний закат По аллее, овеянной звоном и ржавой листвою, Где кропил позолотой навстречу тебе  листопад, Где колышутся клены над самой твоей головою Ты так тихо уснула и не было лика светлей, — На груди успокоились милые бедные руки. А за далью кладбищенской, в сумерках синих путей Еле слышно, сквозь сон поднимается голос разлуки. Но сейчас тишина так ясна, так светла над тобой. Нынче — праздник, и ты отдыхаешь в венчальном уборе. Перед вечным покоем, таким осиянным, как твой, Опускается ниц и мое неумолчное горе.