Читать «Записки русского изгнанника» онлайн - страница 15
Иван Тимофеевич Беляев
Но вот собираемся и мы. Уже накануне дедушка озабоченно ходит по комнатам, собирая поклажу. Ранним утром тарантас у крыльца. Марья Калинишна, Лизуля — портниха, Устинья, Афимья со своим белобрысым сынишкой Левкой — все выходят прощаться. Суетятся мужички: «Ты вот тамотка подсунь! Вишь, неладно… А надо бы сенца подбросить, чтоб помягче, ведь ухабища-то какие!»
— Ну, с Богом, пошел!
Но сердце уже начинает биться радостным ожиданием.
Милый Петербург, Нева, яркое освещение, сотни фонарей, отражающихся на мокрых плитах тротуаров, отделанная заново квартира дядей, встреча — все это наполняет сердце радостным предчувствием. Нас встречала хозяйственная тетя Дуня, заботами которой все уже было приготовлено к нашему возвращению. Все дышало необычайным чарующим уютом. Городской шум на улице, грохот ломовиков, мягкий свет фонарей, проникающих сквозь высокие окна, завешенные шторами, портьерами убранные двери, только что отремонтированная квартира (мы жили в казармах Финляндского полка), запах свежей краски, блестящие паркеты.
Комнаты казались раем — постели, чисто выстиранное и выглаженное белье, уютные ширмочки, ночники, бросавшие причудливый свет на узорчатые обои. «Это наша Полярка», — так называла тетя маленькую голубую лампочку, своим мягким светом напоминавшую луч Полярной звезды, освещавшей нашу детскую в деревне.
— А я приготовила тебе сюрприз!
— Какой? Фарфорунчики? Фарфоровые зверьки? — Они живые!
За ширмой подле окна стояла большая хрустальная ваза с золотыми рыбками. Утро приносило некоторое разочарование. Здесь, в Петербурге, я уже всецело оставался на руках тети Лизони. С утра до вечера я не выходил из-под ее «ферулы». Чтоб удержать меня, она прибегала к всевозможным развлечениям и играм, которые развивали мой ум и воображение, но изолировали от других. Приносила мне цветной бисер, из которого я формировал полки, морской песочек, в котором я возводил окопы, «палочки», из которых устраивал блиндажи. Иногда я вырезывал из картона квадратики, и они служили мне солдатами. Кавалеристов я сажал на бумажных «коней» и устраивал им сражения, рисовал на них погоны и эполеты, кресты и медали. Покупными играми я не увлекался, воображение давало мне более.
Тетя Лизоня, как старшая, провела детство близ Елизаветы Степановны и теперь, благодаря поразительной памяти, передавала мне все слышанное. Эти живые легенды глубоко врезались в мою душу и неотразимо влекли к себе мое воображение.
После ряда блестящих побед, освободивших Италию от французов, Суворову был устроен в Милане роскошный бал, затмивший все виданные доселе. Собралось все лучшее, что только находилось в стране. Все взоры были устремлены на него, каждый спешил выразить свое восхищение победителю, первые красавицы Италии дарили его восторженными улыбками: Сам он был в ударе, сыпал шутками и для каждого находил слова привета.