Читать «Тогда, в Багио» онлайн - страница 2

16 октября 1960 года в Будапеште двадцатисемилетний мастер Янош Флеш дал сеанс вслепую на пятидесяти двух досках.

Сеанс длился около четырнадцати часов. Через четыре часа связной, сообщавший ходы мастера партнерам, а ходы партнеров мастеру, упал, обессиленный, в обморок. Янош Флеш сидел в отдельной комнате, «не замечая бега времени», держал в памяти тысячи своих и чужих фигур и пешек.

Я думаю, что это было то самое чудо, в которое не дано поверить простому смертному, но только смертному, поставившему перед собой сверхзадачу. Противниками Яноша Флеша были перворазрядники и второразрядники. Он ни разу не ошибся. Не перепутал названия поля или расположения самой ничтожной бездеятельной пешки, он помнил все позиции, которые возникали после пятого, десятого, пятнадцатого, двадцать пятого хода в каждой из пятидесяти двух встреч.

Янош Флеш выиграл тридцать одну партию, восемнадцать закончил вничью и только три проиграл.

Советский шахматный обозреватель мастер Виктор Хенкин постарался восстановить подробности того сеанса. Оказалось, что Янош Флеш не испытывал экстремальных перегрузок, ему было интересно играть. Он только не догадывался, какое на самом деле испытывал сверхнапряжение, и о том, каким жизнетворным окажется оно, не подозревал, как платят за верность и преданность шахматы.

Сверхнапряжение, порожденное сеансом, что-то сместило в больном организме, заставило заработать дремавшие охранительные системы. Случилось чудо. Болезнь стала постепенно отступать.

Разве не показал Янош Флеш, на что способен человек, как безграничны резервы его ума, стойкости и воли, о которых мы имеем отдаленные представления.

Убежден, что высшие испытания, выпавшие на долю Анатолия Карпова в Багио, тоже имеют свой противовес, свою компенсацию, что воспоминание о пережитом и достигнутом будет согревать его до конца дней.

Такой уж это был матч!

* * *

Спорят: шахматы — это спорт или искусство? При чем тут «или». Это и то и другое, сплав.

От искусства — способность создавать в полном смысле слова нетленные (иногда пишут «вечнозеленые») произведения.

От спорта — бескомпромиссность борьбы.

* * *

После войны я был свидетелем, кажется, всех матчей (за исключением поединка в Рейкьявике, где сражались Фишер и Спасский). Соперников называли партнерами. В бессловесной дискуссии — игре, опровергая острием своего ума чужие замыслы, партнер становится соавтором произведения искусства, которому случается жить годы, а иногда и века. Карпов должен был сесть за столик не с партнером, а с противником. Как чемпиона мира, во-вторых. Как советского гражданина, во-первых.

Я думал о Карпове: знает ли он, какой астрономической тяжести ноша падет на его плечи? Борьба, быть может впервые за всю историю шахмат, пойдет не на равных. Один будет отвечать перед всей страной. Другой — только перед самим собой.

Вспоминаю олимпийский стадион в Монреале. В ложе прессы — несколько сот телевизоров. По разным программам идет поток сообщений со всевозможных ристалищ. Вы можете разом смотреть всю Олимпиаду. Для этого надо скосить глаза влево, вправо или чуть вниз. Но вдруг как по команде в одну секунду исчезают все монреальские изображения. И появляется фотография Корчного.