Читать ««Если», 2008 № 11» онлайн - страница 149

Истекли шесть секунд.

— Могу я чем-нибудь помочь, Труадий Петрович? — осведомился бот.

Тот диковато взглянул на меня и не ответил. Не до того ему было.

Потом они заспорили с Лёшей Радым. Вернее, спорил Труадий, а Лёша односложно возражал. Разногласие касалось старой стратегии: восстанавливать ее, болезную, или же доламывать до конца? А тут еще выяснилось, что в результате моих и ботовых проказ наш основной конкурент оказался в зависимом от нас положении. Не в прямой, конечно, зависимости, но тем не менее…

Решили доламывать.

Потом оба зачем-то встали и с интересом посмотрели на меня.

Дальнейшее известно.

— Будем считать, что ты оправдался… — буркнул Труадий Петрович.

Кто оправдывался? В течение всего разговора бот произнес две, повторяю, две ничего не значащие фразы: «Какие-либо проблемы, Труадий Петрович?» и «Могу я чем-нибудь помочь, Труадий Петрович?»

И все!

* * *

Что я сейчас перечитываю? Как ни странно, «Войну и мир» Льва Николаевича Толстого. Книгу из школьной программы. И перечитываю, представьте, с болезненным интересом.

Роман, конечно, неудачный. Да он и не мог быть иным, ибо граф поставил перед собой задачу, посильную разве что Господу Богу. Показать, каким образом крохотные поступки отдельных людей складываются в ком исторических событий, слепо катящийся в никуда и давящий тех самых людей, чьими крохотными поступками он был нечаянно создан.

Как катится и как давит, изображено убедительно, а вот как складывается, честно сказать, не очень. Толстой и сам это видел, почему и перемежал описания откровенной объясниловкой. Все, что не могло быть передано средствами художественной прозы, он излагал впрямую.

Эта-то объясниловка (на редкость местами скучная) и привлекла на сей раз мое внимание. Раньше я ее большей частью пропускал.

Перечитывать начал почему-то с третьего тома и вскоре был поражен следующей крамольной фразой: «Не только гения и каких-ни-будь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших, высших, человеческих качеств — любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения».

Стоп, холодея, подумал я. Да ведь это он о боте! Ни единого человеческого качества — и победы, победы, победы… Одни победы.

С замиранием двинулся дальше и через сотню-другую страниц набрел на простое и ясное истолкование последних событий моей жизни: «Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы».

Вот она, механика его успеха. Я не о Бонапарте, разумеется, я о боте.

Все его решения, выбрасываемые вслепую, оказываются на поверку либо неизбежны, либо невозможны. Он просто сыплет ими, никак не отбирая. Отбор за него производит жизнь.

Минутку, минутку! А чем же тогда объяснить мои неудачи, когда я пытался вмешаться в его действия, так сказать, с позиций разума?

Ответ обнаружился на первых страницах четвертого тома.

Жутковатый ответ: «Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью».