Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 210
Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)
Потом свадебный поезд снова пустился в путь, прорываясь через заграды в попадающихся на дороге аулах. Они ехали мимо зеленых садов, огородов и полей, по жаркой, подернутой сизым маревом равнине, пахнущей горечью полыни, любопытные суслики, завидя арбу и всадников, поднимались на задние лапки и застывали кувшинчиками, въезжали, вспугивая зверье и птиц, в прохладные тенистые перелески, перебирались вброд через полноводные реки, поднимались на покрытые цветочными коврами луга, над головами у них зависали рыжие пустельги и проносились стаи сизоворонок, высоко в небе, не двигая крыльями, величественно парили беркуты, ехали весело с песнями, все дальше, дальше, по направлению к синеющему вдали каравану белоголовых гор, пока не добрались до аула жениха, где их встретили пешие, с дубинками в руках джигиты, попытавшиеся сорвать с повозки красное покрывало.
От усталости Озермес пропустил заезд в соседний дом и доставил невесту, которая снова прикрыла лицо платком, прямо в дом жениха, где ее при входе обсыпали орехами, а в сакле смазали ей губы топленым маслом и медом. Снова гремели выстрелы, снова пели «Оредаду».
— Теперь я — бабушка жениха, — сообщил Чебахан Озермес, схватил котел с мясом и, завопив, выбежал в дверь: — Люди-и, я столько прожила в этой сакле, а теперь невестка выгоняет меня! Помогите! — Женщины, толпившиеся у сакли, запричитали и заплакали. — Я джегуако! — крикнул Озермес и, встав у порога, взялся уговаривать Чебахан: — И тебе не стыдно? Как можно поступать так несправедливо? Бабушка на старости лет лишается дома, в котором столько лет кормила своего внука — твоего жениха!.. Бабушка, вернись, не упрямься! — О, горькая доля моя, — сокрушалась старуха. — О, жестокосердая невестка! — Несколько парней бросились на бабушку, отняли у нее котел с мясом и стали ссориться из-за еды. Но тут подъехал на коне Мухарбек и, искупая вину племянницы, протянул джегуако подарки для бабушки. Она успокоилась и вошла в саклю. — Не будем ссориться, невестка, — сказала старушка, гладя Чебахан по плечу, — ты такая красивая, что сердце радуется смотреть на тебя... — Ну, — охрипшим голосом сказал Озермес, — теперь осталось только снять с тебя покрывало. Ты когда-нибудь видела, как это делается? Можешь подглядывать. — Взявшись за кинжал, он сделал вид, что хочет кончиком кинжала сдернуть платок с головы Чебахан и тут же в испуге отскочил. — Будь благоразумной, красавица, сиди спокойно. — Опять подняв кинжал, он мгновенно отлетел к стене и вскрикнул: — Вы видели, видели, как невеста чуть не заколола меня? Не убивай меня, красавица, я не причиню тебе зла. — Сделав еще одну попытку сдернуть платок, и, отбежав к двери, Озермес прыгнул вперед и, скинув с головы Чебахан платок, трижды ударил кинжалом по перекладине над дверью.
— Теперь я твой названый брат, невестка... Все, белорукая. Я чувствую себя, как перезрелая груша, которая шлепнулась с ветки на камень. — Вложив кинжал в ножны, он медленно сел на пол. — Знаешь, сколько всего я пропустил? Мне — жениху должны были дать миску с махсымой и спеть: сын наш, собакой рожденный, с головой злой, нерасчесанной, в героях ходит от того, что в дом привел невесть кого... Не могу больше, хватит! — Чебахан, заулыбавшись, вперилась в него. — Что ты смотришь так? — устало спросил он. — Хочу угадать, кто ты теперь? Значит, свадьба кончилась? — Несколько дней, в темноте, когда все спят, я буду приходить сюда, в большой дом*, и на рассвете уходить. А потом вернусь в большой дом совсем. Снова будет празднество, скачки... — Чебахан прижала ладони к щекам, опустила глаза, и покачала головой. — Я не представляла, что в одном человеке, в тебе, может помещаться так много людей. — Каждый может воскрешать в памяти тех, кого знал в утекшие времена. — Ты воскрешал людей не только для себя, но и для меня, а я так не умею. — Ты просто не пробовала. — Heт, не сумею и пробовать не стану. Ведь не пытается же бодаться безрогая косуля. — Чебахан вздохнула. — Это было, как сон, ты вернул для меня души ушедших, но они все равно никогда уже не будут ходить по земле, строить сакли, растить просо, рожать детей. — Помолчав, она спросила: — А кто, когда тебя и меня не станет, вспомнит тех, кто был? — Озермес потянулся, расправляя сомлевшую спину. — Есть те, кто, как мой отец, ушел за море, и, может быть, еще кто-то вроде нас живет в горах... — Чебахан встала и подняла с пола платок. — Пойду, возьму котел с мясом, из-за которого вы там ссорились. Ты забыл принести его, а я хочу есть.
