Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 189

Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)

Абрек пригладил ладонью усы и бороду и, сощурившись, посмотрел на Озермеса. — Всемогущий и всевидящий послал мне хорошую мысль: если ты согласишься, я могу взять тебя и твою жену с собой. Отец мой рад будет иметь своего джегуако. Жизнь его достойна того, чтобы ее воспевали, и он будет щедро вознаграждать тебя за хохи***. А я как нибудь возьму тебя в набег и помогу выкрасть красивую наложницу. Подумай, не торопись с ответом. Если ты не возражаешь, я побуду у вас еще несколько дней и ночей, пока не затянет рану.

 — Ты можешь жить у нас, сколько тебе захочется, — ответил Озермес, — и я благодарен тебе за предложение, но раздумывать мне нечего, ибо я, как дед и отец мой, свободный джегуако и не стану прислуживать даже такому высокородному пши, как отец твой. — Что ж, воля твоя, мой Озермес, — с неудовольствием сказал абрек. — Скажи мне, уважаемый Меджид, — не встречал ли ты зимой и летом шапсугов? Кто остался из нашего народа? — Шапсугов я не встречал, — подумав, ответил абрек. — На равнине казаки, солдаты. Отец рассказывал: на наши земли русский царь будет переселять своих земледельцев... А кто из адыгов остался? Сколько бы их не осталось, каждому надо заботиться о своем спасении. Известно, кто выплывет, тот не утонет, кто приспособится — тот выживет. Но в христианство я не обращусь и, надеюсь, Аллах поможет мне отдать душу, сидя в седле, с шашкой в руке... У меня просьба к тебе, хозяин мой, одари меня какой нибудь песней, тем более что потом, когда я покину твой хачеш, кроме жены, петь тебе будет некому.

Абрек был явно обозлен отказом Озермеса стать джегуако его отца, глаза его налились кровью, но он не давал выхода своей злобе и кривил губы в усмешке. Скорее всего абрек в самом деле намеревался отблагодарить своего спасителя, но Озермесу по лисьим огонькам, мелькавшим в глазах абрека, казалось, что тот своими добрыми намерениями прикрывает какую то другую заинтересованность, возможно, хочет добиться прощения отца за набег на русское поселение и для этого ему нужно, показывая заботу о прославлении подвигов отца, привести с собой джегуако. — Да, я позабыл спросить тебя утром, — сказал абрек, — что за старика ты вырезал там, на поляне, из дерева? — Старик? — Озермес засмеялся. — Я только подправил то, что было до меня. Он похож на дядю моей жены и мы прозвали его Мухарбеком. — Но ислам запрещает изображать живое, — проворчал абрек. — А наши предки, как рассказывали и мой отец, и сведущие старики, слышавшие об этом от своих дедов, с тех пор много воды утекло, и никто из адыгов тогда об исламе и слыхом не слыхивал, высекали на камне и рисовали на глиняных кувшинах и людей, и лошадей, и разных животных. Ислам пришел к нам из-за моря, от турок. Почему же я, адыг, имеющий предков, должен исполнять чужие запреты? — Абрек нахмурился. — Наши предки бродили в ночных потемках, а ислам принес нам дневной свет. Но не буду спорить с тобой, хозяин мой. Как читал нам из Корана мулла, там сказано: кто отвергает веру в Аллаха, в писания его, в посланников его и в последний день, тот заблуждается крайним заблуждением. А теперь я готов слушать тебя.