Читать «ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ» онлайн - страница 112

Озермес запыхался, мышцы рук одеревенели, во рту пересохло. Он стал отламывать комки снега и, засовывая в рот, разжевывать, утоляя жажду. Хвала повелителю путников Зекуатхе, лавина, превратив Озермеса в своего раба, в изобилии снабжала водой. Будь он нартом, разжевал и выпил бы всю воду, которая, став снегом, обрушилась на него.

Стоит человеку остаться наедине с самим собой, как он тут же теряет разум. Вообразить себя в мыслях нартом может каждый, но, как говорит пословица, самый искусный пловец тот, кто стоит на берегу. Ласка или куница, застряв они под снегом, давно выбрались бы наружу и обрели свободу — самое наивысшее благо для каждого живущего на земле, а он, вообразив, что смог бы стать нартом, не в силах извлечь из под снега и камней даже собственные ноги...

По ущельям уже бродили сумерки, когда издали послышался рокот водопада. Из низких облаков выбралась луна. Чебахан посмотрела на нее. — Сейчас луна ясная, видно, как чабан пасет овец*, а позавчера луна была мутная, с размытыми краями, и мама сказала, что это к войне и что луна редко ошибается. — Колесо луны ненадолго скрылось за горной грядой, уходящей к морю, потом выкатилось из за нее и въехало в облачко, повисшее над морем. Снизу, из долины, потянуло гарью. На противоположном от водопада краю долины мерцала в темноте россыпь огоньков.

Озермес обогнал Чебахан и пошел вперед. Они дошли до холма, на котором стоял дуб, спустились по пологому откосу, и Озермес, остановившись возле ближайшего пожарища, пригнулся и стал всматриваться в темноту. — Пойдем, — дрожащим голосом шепнула Чебахан, — я могу ходить по аулу с завязанными глазами. — Они дошли до того места, где утром стояла сакля родителей Чебахан. Все сгорело — и сакля, и хлев, и сеновал, и хачеш, в котором они провели брачную ночь. Чебахан, оцепенев, всматривалась в пепелище. Озермес опустил наземь свою ношу и прошелся по пеплу, вороша его чувяками. Черная, мелкая, как мука, зола тучками вспухала в воздухе.

Озермес осмотрел ближайшие кусты. — Никого, — сказал он вполголоса. — Побудь здесь, а я обойду долину. — По тропинке, ведущей к верхней части аула, он дошел до россыпи огоньков, примеченных им с горы. Огоньки оказались грудой тлеющих угольков, раздуваемых низовым ветром. Озермес выбрал головню покрупнее и, размахивая ею, обошел сожженный аул. Пахло гарью, паленой шерстью, жареным мясом. В кустарниках заплакали, завыли шакалы и замелькали зеленые огоньки. Озермес швырнул в них головню. Кусты зашелестели, и огоньки погасли. Вскоре шакалы завыли где-то у водопада. Озермес подобрал головню и вернулся к Чебахан. Она стояла там, где он оставил ее, и, услышав его шаги, обернулась. — Придется ждать рассвета, — сказал Озермес. — Я разожгу костер, а ты разверни бурку и приляг, поспи. — Я не смогу заснуть, — пробормотала она. Луна докатилась до моря и стала медленно опускаться в воду. — Может, они остались живы и ушли? — вслух подумала Чебахан. Озермес помолчал, его сбивало с толку, что нигде не было видно убитых. Он разжег костер, усадил на бурку Чебахан, сел с ней рядом и стал смотреть на круговерть алых, желтых и синих огней в костре.