Читать «Великий утешитель» онлайн - страница 2

В те дни, когда мы не родились.

Сказано нам и в религии, что ни один волос не упадет с головы нашей без воли Отца.

Так для чего же и откуда тогда все наши слезы и муки раскаяния?

Я – преступник, я совершил преступление, но мог ли я его не свершить, раз таково от века сплетение причин, которые породили меня, и вас, и все. Не вправе ли и я, как Эдип, всегда кричать: я невинен, я чист, я исполнил только то, что предназначено мне Роком,

Как смеешь ты меня судить.

Эдип не знал, что творил. Мудрец, разгадавший тайны сфинкса, он не знал, что ему нужно и что не нужно, и вырвал себе за это свои видящие, но не видевшие и ненужные глаза.

Но разве наши глаза нам что-нибудь говорят, и мы знаем, что нам нужно и что нет!?

Если бы мы это знали! тогда бы и не было никаких вопросов и никаких трагедий!

И все-таки каждый раз, как жизнь (наша Мойра) приносит нам горе и испытание, в душе просыпается мучительный, неотвязчивый голос: ты бы мог, ты бы мог… Ты свободен, что же ты делал?!

«Если бы я знал, что это отец, разве бы я убил его!» – вот мука Эдипа – теперь терпи и страдай!

Это не угрызения совести, их не может быть у Эдипа, раз он невиновен. Да их и вообще нет.

Это открыл и этому ужаснулся Раскольников [6] . С ними-то было бы еще очень хорошо: был бы виновник, а, следовательно, и возможный искупитель страданий и всех несчастных случаев. Но в том-то и ужас, что девы-Эвмениды молчат и в продолжение всей трагедии Эдипа, а трагедия все-таки есть – и есть до сих пор.

До сих пор жив крик Эдипа в нас: если бы я это знал, ведь тогда бы… Но что – тогда бы? Вы чувствуете эту вечную насмешку сатаны: или ты – свободен, ты – бог, тогда бросься со скалы, и ангелы твои понесут тебя на руках своих, и ты не преткнешься о камень ногою, или – вы можете быть не свободны – тогда примиритесь с этим, откажитесь от всех криков и признайте себя побежденными, признайте, что вы все равно ничего не могли и не можете, что вы только камень, который падает с высоты с таким-то и таким-то ускорением, больше ничего; но тогда и будьте камнем, т. е. не страдайте. Или что же вы, наконец?!

Такова трагедия нашего бытия, для которой даже и такой всепримиряющий философ, как Вл. Соловьев, не нашел лучшего слова как «основная нелепость» [7] , т. е. бессмыслица, а на язык чувств она – полное отчаяние, истинная смерть.

Но где же исход?

О дайте же какой-нибудь исход,

Освобожденье дайте мне!

Молит Эдип карающих богинь, тех главных дев,

что назвав, содрогаемся.

Но эти богини молчат; Эдип умирает.

Бесшумная бездна открылась под ним,

Приняла безболезненно

В смерти таинственной.

Но неужели это исход?

Сцена оглашается раздирающими воплями оставшихся:

Отнял, отнял, Всемогущий [8] ,

Ты последнюю надежду!

О за что невинных гонишь?

Этого зрелища не выдерживает литургический хор, до сих пор пассивно созерцавший трагедию. Он представитель в ней мистической религии страдающего бога Диониса и его искупительных таинств [9] , нового завета и утешения эллинов. Он подымается к растерянным людям, терзаемым непримиримыми противоречиями их житейской Зевесовой религии (Ветхого Завета), и, склоняясь над рыдающей Исменой, говорит заключительные, потрясающие по своему значению слова трагедии: