Читать «Вход в плен бесплатный» онлайн - страница 48

Николай Федорович Иванов

Бесполезно. Солдаты слишком далеко, а сами они не догадываются дать о себе знать подобным образом. Да и кто сказал, что я выйду быстрее? Особенно когда под вечер вдруг у ямы появилось пять-шесть охранников. Они сняли растяжки, отбросили в сторону решетку и только после этого приказали:

— Полковник, живо.

11

И без "полковника" ясно, что дела мои плохи, — ведут, бьют грудью о стволы деревьев, не предупреждают о ветках, не обводят канавы. Молчат. Вывернуты все ноги, тело горит от ударов, потому что не осталось на нем места, куда бы не достали сапоги. А нутром чую, как копят злобу. Что могло случиться?

Сталкивают в какую-то узкую яму.

— Раздевайся.

Моросит дождик. Махмуд очень просил его. Затопит нашу яму. Но уже без меня. Без меня…

Вырывают из рук солдатскую куртку и пиджак. На рубашке успеваю лишь расстегнуть пуговицы.

— На колени.

Торопятся. Взведены. Но почему перед убийством заставляют раздеваться? А может, на колени ставят, чтобы я из ямы не увидел местность? Тогда еще не расстрел…

— Снимай повязку.

И тороплюсь, и боюсь увидеть, перед чем встану лицом. Перед чем?

Боялся не зря. Я — в свежевырытой могиле. Узкой, только недавно отрытой — следы от лопат не заветрились. Вот теперь — да, теперь — все. Единственная отрада, которой, оказывается, можно порадоваться за мгновение до смерти — что тело присыпят землей, шакалы не растащат его по лесу. Но зато и не найдет никто никогда. И даже то, что Боксер предстал передо мной в маске, надежд не прибавляет.

— Руки за голову.

Сзади с двух сторон в затылок утыкаются стволы автоматов. Зачем убивать сразу из двух? Да с такого близкого расстояния? Кровь же и мозги залепят стволы, придется очищать!

Встряхиваю головой — господи, о каких проблемах думаю. А небо серое, чужое… Как же плохо умирать вдали от дома! Когда прощаться? Сейчас, сразу, или еще есть минута? А вдруг пропущу ее, последнюю…

— Сначала, короче, мы тебя отделаем так, что родная мать не узнает. И пошлем снимочек твоему начальству.

Замечаю у него на груди "Полароид". Вспоминаю свой фотоаппарат: ну конечно же, они проявили пленку и нашли кадры воронежских омоновцев! И это их взбесило.

— А если оно не успокоится, начнем присылать им тебя самого по частям. Кусочками. Сначала пальцы, потом руку, потом ногу. Голову — на десерт.

Он перечисляет очередность расчленения, а я улавливаю просвет в закрывающейся крышке гроба — слова Боксера "…оно не успокоится…" Дело — в моем начальстве? Не в пленке?

— Думают, что здесь мертвые на посту стоят, — продолжает заводиться Боксер. Зачем-то лепит мне на лицо крестами лейкопластырь. Отходит на шаг, делает снимок. Ждет, когда я, еще живой и не избитый, проявлюсь на кадре. Протягивает снимок обратной стороной:

— Ставь дату и распишись.

Ставлю и расписываюсь. Если фото вдруг сохранится, то по крайней мере можно будет установить, что до нынешнего дня я был еще жив. Место смерти не узнают, зато дата станет известна. Последнее земное благо…

— Они думают, что хитрее нас, — не унимается Боксер. — Только запомни, полковник: чеченцы бывают или плохие, или хитрые. Мы — из хитрых, и нас не переиграешь.