Читать «Вход в плен бесплатный» онлайн - страница 14
Николай Федорович Иванов
Не выпил. Слишком долго меня не было, а лето стояло жаркое. Вино постепенно высыхало, в конце концов оставив на дне черно-красный сгусток. Родным казалось — запекшейся крови. Спрятали рюмку с глаз. Только однажды мелькнула надежда, когда отцу приснился сон, будто ловит он в огороде молодого аистенка с подбитым крылом и вносит на руках в дом.
Мама рассказывала этот сон всем встречным, и те радостно вытирали слезы:
— Это сын. Значит, вернется. Вернется! К сентябрю вернется, когда аисты полетят.
Птицы улетели, а сон все не сбывался. А ей вспоминался уже не сон, а момент моего рождения. Весь день стояла солнечная погода, а только повезли рожать — разразилась сильнейшая гроза. Под гром и молнии по всему небу я и появился на свет.
— Да, видать, достанется этому парню в жизни, — проговорил врач, прикрывая меня от бьющих в окно сполохов.
Мама отмахнулась (креститься тогда еще не могла), а когда вернулась в палату, вновь засияло солнце. Она и успокоилась, и забыла слова доктора, пока я не полетел в Афганистан…
А вернувшийся в Москву мой сын засел за учебники. Матери сказал прямо:
— Если папа не вернется, одни мы учебу в коммерческой академии не вытянем. Надо перепоступать в государственный вуз.
Так порой мы заставляем своих детей мгновенно взрослеть. Месяца ему хватило, чтобы подготовиться и сдать на «отлично» вступительные экзамены на юрфак Высшей школы экономики. Больше о моем пленении в семье ни разу не говорилось, на это слово наложили табу. Только жена, когда оставалась одна, каталась по полу и выла…
Так люди узнают о горе. Один из тысячи примеров, потому что только по официальным данным к концу первой чеченской войны в плену у боевиков оставалось еще около тысячи четырехсот солдат и офицеров, рабочих и служащих. И в каждом доме — своя боль, бессонные ночи…
4
Утро не принесло, да и не могло принести нам никаких известий. Ясным оставалось лишь то, что квартира — перевалочный пункт и боевики вновь ждут ночи для повторной попытки пробиться в горы. Что ждет там? Кто ждет?
Времени думать — целый день. Левая рука, за которую схвачен наручниками, занемела, а так ничего, жить можно. Пока. Вот только бесконечные разговоры охранников! Боевики меняются через каждые четыре часа, и каждый новый конвоир считает своим долгом выступить в роли проповедника и просветителя.
Во-первых, вознесение Дудаева.
— Наш Джорик — голова. Как он ответил Грачеву, когда тот сказал, будто ваши солдаты идут в бой умирать с улыбкой на устах? «Дадим России сто тысяч улыбочек». Джорик молодец.
— Ты, что ль, говорят, журналист? А интервью у Жорика взять не хочешь? Думаете, он мертв? Он еще улыбнется России через свои усики.
— Если выбирать — живой Дудаев или вечная война с Россией, мы выбираем вечную войну. Лишь бы Джохар остался вечно с нами.
Второй конек, словно вместе с нами охраной передавались и темы разговоров, — это презрение к России, которая якобы посылает в Чечню воевать не только и не столько солдат, сколько уголовников.
— А ты что, не знал? Маленький? В тюрьмах отбирают тех, кому грозит смертная казнь, и предлагают: или воевать в Чечню, или под приговор. Едут сюда. И здесь зверствуют.