Читать «Кровавый разлив» онлайн - страница 48

3.

Когда долетѣли до Пасхалова первые всплески разлива, и ударилъ его въ сердце первый крикъ избиваемыхъ, — онъ медленно сталъ, и, закрывъ глаза, съ минуту постоялъ безъ движенія, прислушиваясь… Потомъ неторопливо, жестомъ разбитаго, больного чиловѣка, взялъ шляпу и вышелъ.

— Ты куда же это, Федя! — перегородила ему дорогу Арина Петровна.

Пасхаловъ сдѣлалъ шагъ вправо и обошелъ мать. Но Арина Петровна, пятясь, все преграждала ему путь и съ мольбой, повышая голосъ, твердила:

— Не ходи ты туда… Федя, родной мой, не ходи!.. Христосъ съ тобой… Что ты затѣялъ?.. Не ходи!..

Федоръ Павловичъ, ничего не отвѣчая матери, шелъ къ калиткѣ, а черезъ минуту шагалъ уже на улицѣ, вдоль церковной ограды.

Въ воздухѣ носились далекіе крики, далекое глухое уханіе, и слышались порою одинокіе выстрѣлы. Пасхаловъ шелъ медленно и какъ-то странно напрягаясь плечами и грудью. Точно грозные звуки эти образовывали густую, плотную среду, и въ ней ходить было — какъ въ морѣ въ день зыби… Временами, когда долеталъ крикъ особенно отчаянный и горькій, онъ останавливался, отшатывался, — какъ если бы плывшее навстрѣчу невидимое бревно съ силой ударяло его въ грудь.

«Къ нимъ… къ Абраму… защитить… спасти надо!..»

И вдругъ онъ бросился бѣжать.

Но онъ бѣжалъ недолго.

За угломъ, на Рождественской улицѣ, громили…

Уже бѣлой была мостовая отъ перьевъ, уже усѣяна была она обломками мебели, и на синемъ фонѣ неба странно раскачивалась и вздувалась вѣтромъ выброшенная изъ третьяго этажа и зацѣпившаяся за телеграфную проволоку розовая юбка. Грохотъ стоялъ, звонъ, лязгъ, дикое, радостное гоготаніе…

— Что вы дѣлаете!.. Несчастные… проклятые… что вы дѣлаете!

Съ лицомъ безумнаго, поднявъ кверху руки, Пасхаловъ врѣзался въ толпу.

— Проклятые… звѣри… несчастные!

— Ребята, лови люльку!..

Въ окнѣ третьяго этажа показался Кочетковъ. Откинувъ голову, скаля зубы и показывая свою крѣпкую юношескую шею, онъ поднималъ надъ головой, колесами вверхъ, бѣлую дѣтскую колясочку.

— Тихонъ… Тихонъ!..

— Лови, братцы!.. Жиденка унесли, да мы — ничего: сейчасъ и его сыщемъ… Лови!

Полетѣли, кружась, двѣ маленькія подушки и бѣлое одѣяльце, и тотчасъ за ними, сверкая лакомъ, описала въ воздухѣ широкую дугу дѣтская колясочка.

… Громко рыдалъ Пасхаловъ, задыхаясь; онъ что-то дико кричалъ, размахивалъ руками, руками схватывалъ людей за плечи и сильно ихъ трясъ…

— Да треснуть его, сукинаго сына, по башкѣ,- проревѣлъ веселый голосъ. — Демократъ это… жидъ… Бей его, хлопцы!

— Кого бить, бісова таракуцка? — вразумительно сказалъ подворотній Трохимъ, ограждая своимъ тѣломъ сбитаго съ ногъ Пасхалова. — Чи ты сбісывся?.. А ще городовой!.. це-жъ дохторъ, Хведоръ Павловычъ, отца Павла сынъ…

Отстраняя грудью людей и расталкивая ихъ руками, онъ озабоченно добавилъ:

— Звощика надо, та до дому!

XIII

1.

— Маму… маму… не трогайте маму!..

Однимъ и тѣмъ же, немѣняющимся, ровнымъ, дикимъ, полнымъ смертельнаго ужаса голосомъ кричала Роза. И было непонятно, что такъ кричитъ, что такъ можетъ кричать человѣкъ, худенькая дѣвочка, тринадцати лѣтъ. Жуткая и опасная тайна была въ этомъ, грозное дѣйствіе нездѣшнихъ силъ, — и ледяное вѣяніе ихъ проходило острой сталью по сердцу, по спинѣ,- даже у громилы.