Читать «Последняя банда: Сталинский МУР против «черных котов» Красной Горки» онлайн - страница 61

Военный трибунал был непреклонен. В те годы тяжкий уголовный процесс быстро превращался в политический. А в политических делах смягчающие обстоятельства не признавались. Ведь даже двухлетний сын бывшего министра МГБ Абакумова все еще жил в тюрьме…

Но внешне военные юристы соблюдали законность оснований для приговора за терроризм и измену Родине. Это был 53-й год, но уже не 37-й. Попытались раскачать Митина по поводу его работы на оборонном заводе — ведь террор идет рука об руку с диверсией. И Митин, как всегда, резал правду-матку, не задумываясь о своей трудовой репутации и рабочей чести.

— Я работал, потому что это давало мне возможность жить легально. Высокая зарплата на заводе закрывала вопросы, откуда у меня деньги. Во время обеденного перерыва я протачивал гильзы от нагана.

Похоже, он испытывал облегчение оттого, что мог обо всем рассказать начистоту. Перестав ценить чужую жизнь, он стал безразличен к своей собственной. А вот Самарин бился за себя до последнего слова, и даже бойко внес кое-какие поправки в интерпретацию «врага народа» и мужества. Его заключительная речь даже страшна в своей наивной искренности.

— У выхода магазина мы увидели машину инкассатора, в которой было около миллиона рублей. Мы могли легко их убить, но этого не сделали. Мы жизнь человеческую ценили выше денег. В лагере, где я сидел, было много террористов, но я на них не похож. Хотя я и грабитель, я — не враг. Я работал на КМЗ с четырнадцати лет и у простого рабочего не взял ни копейки. Я хотел честно работать, а не заниматься грабежами.

Убийство милиционера А. Кочкина, этот молниеносный выстрел в сердце, он объяснил естественной «самозащитой»:

— В момент крайней опасности человек действует не по велению разума, а по инстинкту самосохранения. Опасность придает мужество. Я выстрелил, спасая свою жизнь. Я прошу суд о снисхождении.

В последнем слове Самарина — вся нравственная катастрофа этого человека, полное смешение понятий и представлений о зле и добре.

Митин и Самарин были приговорены к расстрелу. Смертный приговор обосновали политическим характером преступлений, классовой ненавистью к представителям власти. «Совершая бандитские нападения на сберкассы и торговые предприятия… по мотивам классовой ненависти совершил террористические акты, направленные против работников милиции». Приговор военного трибунала был окончательным и обжалованию не подлежал.

Митин уже стоял одной ногой в могиле, но все-таки написал протест против осуждения его как подрывающего советский строй. Написал быстро — его увозили в Бутырскую тюрьму.

— В это же время я работал по одному преступлению, которое по почерку очень походило на дела митинской банды, — рассказывает В. П. Арапов. — Я не мог понять, почему Митин не признавался в этом ограблении, хотя никогда не отрицал участия во всех остальных. В ночь исполнения приговора я приехал в Бутырку. Была середина ноября. Я не видел Митина уже давно и, войдя в камеру-одиночку, с трудом узнал его — обросший, небритый, одетый в тюремную робу. Глаза просто пронзают.