Читать «Бумажный домик» онлайн - страница 122

— А ты не думаешь: лучше бы его вообще не было, этого бедного ребенка?

— Нет.

— Мамочка… — вздыхает он, положив голову мне на грудь, как будто я снова его родила. А я думаю об отце X. и о надеждах, которые нельзя отнимать у матерей.

Мне бы хотелось верить, что прежде чем написать эти слова, прежде чем нанести эти ужасные в своей святости удары, он всю жизнь боролся против «бездушной статистики» и, чтобы написать эти строки, на мгновение оторвался от неустанной борьбы с голодом, эпидемиями, безработицей. Только тогда это мгновение, эти слова можно бы было принять. Только тогда.

Страдание

Я ждала этого ребенка, он был бы пятым. Я потеряла его еще до рождения. Я перенесла операцию: больше у меня детей не будет. С этим нелегко смириться. Я очень много молилась за этого ребенка. Молилась с верой, со страстью. Молилась, чтобы Бог сохранил мне его. И была уверена, что так и будет.

Когда я узнала, что так не будет, что все кончено, сердце мое не поняло, оно окаменело, замкнулось на много дней, может быть, недель. Я была так уверена. Нет, я не думала, что заслуживаю милости, чуда. Напротив. Уверена именно потому, что просила без всякого права: ничего не предлагала взамен, не предъявляла заслуг, не давала ни обещаний, ни обетов свыше сил человеческих, — в общем, я предоставляла Богу возможность сделать свой дар бескорыстно, тем более что никакими заслугами этого все равно не оплатишь.

Я смеялась над мрачными прогнозами.

Я знала.

И вот дни, недели — в тупом оцепенении. Тупом в самом прямом смысле: в голове пусто. А потом потихоньку, точно росток из земли, пробилась мысль: да, Бог может все, да, я на Него уповала, а что, если и Он на меня уповал, и я могу, и мне дано вынести это страдание, возложить, как жертву, к Нему на алтарь это страдание, столь же незаслуженное, какой была бы и радость. Все встало на свои места в таинственном мире благодати.

Помимо тайны все абсурдно.

Самое неприятное началось потом: «Для вас это лучший выход! Ведь у вас уже четверо!» — «Вы очень правильно поступили!» (Я так и не смогла не только простить женщину, которая мне это сказала, но даже просто снова с ней увидеться.) — «Так вам будет спокойнее». — «С вашей стороны это было чистейшее безумие».

Откуда им знать, что для меня «лучший выход»? Откуда у них право решать, что «разумно»? И какова цена этой разумности? Можно подумать, что у нас теперь в квартире будет порядок! И все проблемы разом разрешатся! И со мной наконец расплатятся мои американские издатели!

Но все уже встало на свои места. Осталось лишь горе.

Еще раз о невинности

Пение, «поэтические вечера», рождественские пьесы — все это принято называть невинными радостями. Аккордеон и баранина в горшочках, цветы и домашние животные, дети, как же без них, викторины, вечера «в уютном свете лампы», книги в дорогих переплетах, в красных бархатных обложках, Жюль Верн или графиня де Сегюр — все это у нас есть, все, что с такой мучительной ностальгией вспоминали Бодлер или Верлен («Как мир велик в уютном свете лампы»). «И что тут плохого?» — спросят люди благонамеренные. Действительно. Что тут плохого? Разве что он слишком тесен — семейный круг, круг друзей. «Где двое собраны во имя Мое», там должно быть место и для третьего. Мы в тепле, мы в веселье, но дверь наша пусть будет открыта. Пусть стоит стул для нищего. Какое имеет значение, кто им воспользуется и воспользуется ли вообще? Место готово, рана кровоточит.