Читать «Уго Чавес. Одинокий революционер» онлайн - страница 7

Константин Николаевич Сапожников

По всему городу шла «война» граффити: надписи «за» и «против» Чавеса. Уличные разговоры тоже были о нём, то и дело слышалось: Чавес, Чавес, Чавес… Наверное, иначе и быть не могло: в Венесуэле началась эпоха радикальных реформ, провозглашённых Чавесом под именем «мирной Боливарианской революции». Но такая ли она мирная? Президентский дворец Мирафлорес был окружён проволочными заграждениями. По его периметру передвигались военные и полицейские патрули, которые напоминали о недавней попытке государственного переворота. Фотографировать дворец и его окрестности было запрещено.

Венесуэльская столица — мировой центр нефтедобычи — показалась мне неухоженной и сиротливой: поблекшие стены строений, пустыри с замершими кранами и экскаваторами, горы неубранного мусора на улицах. Я не увидел ни одного нового здания «общественного предназначения». Старые — Театр Тересы Карреньо, Атенео, Культурный центр Ромуло Гальегоса, музеи и библиотеки — выглядели так, словно пережили долгую блокаду. Пожалуй, прибавилось зданий всяких банков и международных компаний, которые, будто памятники годам неолиберальных реформ и несбывшимся надеждам на сказочное обогащение, сконцентрировались в восточной части города.

Автотрасса имени Ромуло Бетанкура, которую с помпой начинали прокладывать на восток от Каракаса в начале 1980-х годов, так и застряла на первых десяти километрах. Финансирование на её строительство последними правительствами Четвёртой республики выделялось, но под разными предлогами разворовывалось. Чавесу в первые годы правления было не до автотрассы. В стране шла борьба за власть.

Облик столицы в 2002 году определяли уличные торговцы — buhoneros, оккупировавшие улицы. Пестрые шатры, лотки, импровизированные киоски, товары, разложенные прямо на асфальте и некогда ухоженных газонах, — от всего этого рябило в глазах, и у стороннего наблюдателя создавалось впечатление, что бесцеремонно-шумный табор расположился в Каракасе надолго, игнорируя запретительные постановления властей. Терпимое отношение городского начальства к «буонерос» объяснялось тем, что уличная торговля (иначе — неформальная занятость!) позволяла смягчить безработицу, уровень которой достигал тогда 20 процентов трудоспособного населения.

Нашествия «буонерос» в центральной части города избежала только площадь Боливара, на которую выходят окна муниципалитета, старого здания МИДа и кафедрального собора. Но и без торговцев площадь была полна людьми: самодеятельными политическими ораторами, страстными интерпретаторами Библии, скупщиками золота и распространителями революционной литературы. Уцелели и «los ediles» площади Боливара, каракасская разновидность «пикейных жилетов», — старики-пенсионеры на скамеечках, обсуждающие текущие события. Им было о чём поговорить: политический пульс Венесуэлы в те дни частил, как у загулявшего гипертоника.

Бульвар Сабана-Гранде, пешеходная зона протяжённостью километра в три, где когда-то отдыхала «приличная публика», прогуливались дамы с собачками, стайки туристов всматривались в роскошные витрины, солидные рестораны заманивали клиентов ароматами итальянской, французской и «креольской» кухонь, тоже был превращен в скопище уличных торговцев. Не менее трёх тысяч киосков плотно заполнили пространство бульвара: ни прогуляться, ни отыскать захиревшие или вовсе исчезнувшие когда-то модные бутики. Товар, которым торговали здесь, очень напоминает то, что продаётся покупателям на российских товарных рынках. Интернационал ширпотреба, пиратской продукции, суррогатов и подделок модных торговых марок.