Читать «Моя жизнь. Встречи с Есениным» онлайн - страница 218
Айседора Дункан
Это смятение отразилось и в творчестве Есенина. В «Письме к женщине» поэт говорит:
В свое время богемные нравы имажинистов отразились в поэзии Есенина несвойственными ей вульгаризмами, мрачным пессимизмом, невыразимой тоской. Но поэт стремился вырваться из кабацкой атмосферы, понимал, что его окружает «чужой и хохочущий сброд».
Он тяжело пережил крушение «Руси уходящей», но тогда же произошла смена его позиций, поэт стремился постигнуть «коммуной вздыбленную Русь». В «Москве кабацкой» он не щадит себя, но потом сам говорит, что «пережил «Москву кабацкую» и не может отказаться от этих стихов».
Вскоре после гибели Есенина появилось много воспоминаний о нем. Хлынул и мутный поток бульварных книжонок и брошюр с «сенсационными» заглавиями: «Черная тайна Есенина», «Москва кабацкая» и др.
Пресловутое словцо «есенинщина» пошло гулять по стране как синоним упадочничества. Но одновременно началась и борьба за молодежь, за Есенина и против «есенинщины». Борьбу эту возглавили Луначарский, Горький, Маяковский, Демьян Бедный, Безыменский.
Маяковский тогда писал: «Над собою чуть не полк расправу учинил!»
Луначарский писал: «Самым крупным борцом против «есенинщины» был сам Есенин».
Стало известно предсмертное стихотворение Есенина, оканчивающееся словами:
«…Сразу стало ясно, — писал Маяковский, — сколько колеблющихся этот сильный стих, именно стих подведет под петлю или револьвер… С этим можно и надо бороться только стихом.
Так поэтам СССР был дан социальный заказ написать стихи о Есенине. Заказ исключительный, важный и срочный, так как есенинские строки начали действовать быстро и без промаха… Надо отобрать Есенина у пользующихся его смертью».
Перефразируя пессимистическую концовку предсмертного стихотворения Есенина, Маяковский писал:
Алексей Толстой вскоре после смерти Есенина писал: «Он горел во время революции и задохнулся в будни, он ушел от деревни и не пришел к городу. Последние годы его жизни были расточением его гения. Он расточал себя». «Крупнейший поэт современья…» — писал Леонид Леонов.
Через год после смерти Есенина, в декабре 1926 года в театре Мейерхольда был проведен диспут на тему «Есенин и «есенинщина»». Диспут был бурным. «Не аудитория, а кипящий котел, а ведь там была исключительно молодежь, рабфаковцы, вузовцы!.. — писала газета «Известия». — Очевидно, термином «есенинщина» (по крайней мере, судя по данной аудитории) есенинская поэзия не только не развенчана, но ее обаяние вряд ли поколеблено». «Пора изъять этот термин из употребления, скорбно и дружно склоним головы перед этой большой могилой…» — говорил А. Воронский. Даже самый крайний в то время напостовец В. В. Ермилов и тот вынужден был встать на защиту Есенина от «есенинщины»: «Характеризовать поэзию Есенина только как поэзию упадочничества — просто глупость, потому что творчество его сложно и многообразно»…