Читать «Простодушное чтение» онлайн - страница 69

...

«любила создавать вокруг себя свиту из лебезящих перед ней мужчин, вела себя вызывающе и развязано…

была так уверена в их с Вячеком прочном положении и неуязвимости, что, встречая какого-нибудь знакомого, спрашивала цинично: "А вас еще не арестовали?" Это она так шутила».

Вообще, глаз у нее был, что называется, цыганский, она не позволяла себе никаких идеологических и прочих шор, не боялась видеть реальность такой, какова она есть. Чем и отличалась от мужа, с горечью называвшего себя «сталинским псом» и содрогавшегося, увидев повальные смерти раскулаченных ссыльных крестьян от голода и холода в строящейся Караганде, или узнав о рекомендации Сталина бить подследственных на допросах и увидев своих сослуживцев «в деле».

Разумеется условия жизни ее среды были, мягко выражаясь, развращающими:

...

«Представьте себе. Зима. Сибирь. Мороз… Глухомань, тайга, и вдруг… в глубине поляны – забор, за ним сверкающий сверху донизу огнями дворец! Мы поднимаемся по ступеням, нас встречает швейцар, кланяется почтительно… и мы с мороза попадаем сразу в южную теплынь… Огромный, залитый светом вестибюль. Прямо – лестница, покрытая мягким ковром, а справа и слева в горшках на каждой ступеньке – живые распускающиеся лилии… Входим в залу. Стены обтянуты красновато-коричневым шелком, а уж шторы, а стол…» (это резиденция секретаря Западно-Сибирского крайкома в середине 30-х годов);

«Мы приезжали в санаторий осенью, когда все ломилось от фруктов. Октябрь, начало ноября. Бархатный сезон. Уже нет зноя, но море еще теплое, а виноград всех сортов, хурма, мандарины, и не только наши фрукты – нас засыпали привозными, экзотическими… Какие там были повара, и какие блюда они готовили! если бы только дали себе волю…»;

«Мы сели в открытые машины, а там уже корзины всяких яств и вин. Поехали на ярмарку в Адлер, потом купались, потом – в горы, гуляли, чудесно провели день, вернулись украшенные гирляндами… А праздничные столы уже накрыты, и около каждого прибора цветы, вилки и ножи лежат на букетиках цветов. Немного отдохнули, переоделись. На мне было белое платье, впереди большой белый бант с синими горошинами, белые туфли… были в тот вечер Постышев, Чубарь, Балицкий, Петровский, Уборевич, а потом из Зензиновки, где отдыхал Сталин, приехал Микоян» (на курорте).

И так далее, и так далее…

Разумеется, такой образ жизни в стране, где живут не просто аскетично, а тысячами умирают от голода (Агнесса вспоминает, насколько страшен был вид изголодавшихся детей их прислуги в санатории, которых женщина, получив разрешение Мироновых, привела подкормиться: «…мы ужаснулись. У мальчика Васи ребра торчали, как у скелета», четырнадцатилетнюю племянницу прислуги шатало от голода. «Набралось нас девять человек. В санатории стали выдавать обеды на всех, не смели отказать. Маленький островок в океане голода…»), подобный образ жизни, казалось бы, не может не искалечить нравственно. Агнессы все это как будто и не коснулось. Свидетельство этому – то, как прожила она свои лагерные годы. Казалось бы, женщина, гордящаяся своей красотой, избалованная любовью мужа, поклонением окружающих, не знающая ни в чем отказа, оказавшись в лагере, была обречена во всех отношениях. Агнесса же осталась сама собой: