Читать «Простодушное чтение» онлайн - страница 166

И еще один аспект разговора – «гуманизм» и христианство.

Бесы у Серегина вполне последовательны, – защищая христианство от подозрений в наличии у него (христианства) доброты, они делают это как бы вполне убедительно [4] . Бесы точно знают, что для «двуногого без перьев» нужен бич. Бог нужен, прежде всего, как надсмотрщик, как тот, кто сверху присматривает и ведет, кто милует или наказывает. Бог у бесов – над человеком и его миром, Бог – вне человека и его мира. И потому вполне позволена глумливая самодовольная разухабистость, с которой бесы комментируют, например, Достоевского:

...

«Чего стоит, к примеру, этот перл христианской мысли: „Если Бога нет, то все дозволено“, высказанный, правда, Иваном Карамазовым, но одобренный старцем Зосимой! […]…его что больше пугает – то, что Бога нет, или то, что все дозволено? Вседозволенность – разве это некая ужасная возможность, разве это не простой факт? И не демонстрирует ли эта фраза суть компромисса под названием „христианский гуманизм“: им не столько нужен Бог как таковой, сколько некая трансцендентная гарантия того, что не все дозволено?»

Автор подобного пассажа должен быть твердо убежден, что в конечном счете и для Достоевского Бог явление, так сказать, внешнего порядка. Что для Достоевского тоже может существовать их бесовское «или-или». Что и для Достоевского Бог – это Тот, кто где-то сверху сидит и приглядывает. А вот уж как «начальство выйдет»… Ну а если предположить, – я не настаиваю, а все-таки, – если предположить, что для Достоевского, или не для Достоевского, а для многих его читателей, здесь нет «или-или», что для многих Бог – это их внутренний закон (не внутренний закон как бог, а наоборот: как Бог, живущий в душе, оттуда определяющий законы, по которым живет человек)? И что, скажем, заповеди – это не то же самое, что спущенная сверху некая универсальная инструкция по технике безопасности? Если предположить, что отвращение человека к убийству, к насилию, к мерзости – это выражение его естества, непосредственная реакция самого человека, а не трусливая оглядка на того, кто сверху? В русском бытовом языке выражение «Побойся Бога» всегда звучало еще и как: «Где твоя совесть?», то есть выражалось внутреннее возмущение, а не заботливое предупреждение: «Что ты, что ты, парень! ты, того… ты не очень-то! за такое и схлопотать можно сам знаешь от кого». Я понимаю, что наличие всего этого в человеке метафизически как бы не мотивировано. Ну а если оно есть?

P. S.

И в качестве послесловия – уже чисто эмоциональный отклик о стиле и манере изложения мыслей в сочинении Серегина. Это важно, потому как, согласитесь, стиль и манера имеют еще и содержательное значение. Поэтому привожу один поразивший меня пассаж из текста: