Читать «Письма Махатм» онлайн - страница 509

[Напутствие Е.П. Блаватской Синнетту и теософам]

Так же засияет и Лондонская Ложа, если не будет допущена деморализация, если ее огням не будет позволено догорать отдельными промежуточными точками света, но они будут собраны воедино и сфокусированы рукою Председателя, и если эта рука не выронит доверенное ей знамя. Человеческая грязь никогда не прилипнет к пламени, в которое она брошена, и не загрязнит его. Она крепко прилипает только к мрамору, к холодному сердцу, утерявшему последнюю искру Божественного пламени. Да, действительно, Учителя и власть предержащие непрестанно зовут и ведут многих и многих печальных, одиноких и усталых людей в эту прекрасную страну оккультной, духовной теософии, чтобы собраться с ними вокруг своих алтарей. Двое уже телесно находятся там, которые победили и нашли якобы «невидимых» – каждый на своем пути. Ведь учения этого Ордена подобны драгоценным камням, – как их ни поверни, свет и истина и красота вспыхнут и поведут усталого странника на их поиски, если он не остановится на своем пути, чтобы погнаться за блуждающими огоньками иллюзорного мира, и не останется глухим к голосам толпы.

Умоляю вас, постарайтесь разбудить вашу интуицию, если сможете. Я страдаю за вас и сделала бы все, что угодно, чтобы помочь вам. Но вы препятствуете мне. Простите за это и постарайтесь отличить чужие слова от моих собственных.

Е.П.Б.

Письмо № 147 (ML-139)

[Е.П.Б. – Синнетту.]

Не датировано

Я просила вас (я сама) в письме к вам: «Пожалуйста, постарайтесь разбудить вашу интуицию». Вам это удалось, но лишь частично. Вы почувствовали, что страница или около того была продиктована мне и что это был, несомненно, К.Х. Но вам снова не удалось почувствовать, с каким неподдельным духом доброты, сочувствия и признательности вам Он продиктовал эти несколько фраз. Вы приняли их за критику. А сейчас послушайте меня. Кроме смутного воспоминания о том, что я писала под Его диктовку, я, конечно, не могу точно припомнить ни одной строчки, хотя тщательно прочла письмо, перед тем как сложить его. Но в чем я могу поклясться, так это в том, что в нем не было ни тени критики в ваш адрес ни в словах, ни в мыслях Махатмы, когда Он передавал его мне. Я писала свое письмо к вам, написала около трех-четырех страниц, когда вошла графиня [1] и прочитала мне из вашего письма те угнетающие строки, в которых вы пишете о том, что склонны подозревать, что «Высшие Силы» не хотят, чтобы Общество продолжало существовать и что вам бесполезно пытаться что-нибудь предпринимать. Я еще не успела раскрыть рот для ответа и протеста, как увидела Его отражение над письменным столом и услышала слова: «А сейчас прошу: пишите». Я не прислушивалась к диктуемым словам, воспринимая [их] механически, но помню, с каким вниманием и острым интересом следила за «огоньками мыслей и чувств» и аурой, если вы понимаете смысл сказанного мною. Полагаю, Махатма именно этого и хотел от меня, иначе Его мысли и внутренняя работа остались бы для меня непроницаемыми. И я говорю, что никогда с тех пор, как вы Его знаете, никогда в Нем не было по отношению к вам столько доброты, подлинного сочувствия и полного отсутствия «критики» или упрека, как в это время. Не будьте неблагодарным, не допускайте недоразумения. Раскройте ваше внутреннее сердце, раскройте целиком чувство и не смотрите через ваши холодные, рассудочные, мирские очки. Спросите графиню, которой было прочитано это письмо и которой я рассказала то, что теперь рассказываю вам и что услышать она была так рада, ибо она сочувствует вам и вашему положению и одобряет, как и я, все, что вы сделали. Все, что вы говорите, совершенно верно, и это как раз то, что, как я думаю, я разглядела в ауре Махатмы. Желто-сероватые полоски все были направлены к Олькотту (это лондонский период, не нынешний), к Мохини, Финчу (более красноватые) и к другим, которых не буду называть. Ваш портрет в полный рост, или син-лека, получал целый поток лазурного, ярко-серебристого света; Принс Холл, инцидент с Кингсфорд и даже Холлоуэй – все были далеко-далеко от вас в тумане, и это является неоспоримым доказательством, что вы были замешаны в этом не по вашей личной вине, а были вовлечены неодолимою общею кармой. В чем же тогда «критика» или упрек? Ни один живой человек не может сделать в этом мире больше того, на что он способен. Мы не могли избежать собрания в Княжеском зале, так как Общество избрало путь, по которому оно должно было пойти. Но все – и вы первый, – спасли бы положение, если бы подготовились к этому собранию, как вам надо было давно сделать; если бы каждый из вас произнес – а еще лучше, даже прочитал бы – речь, которая дошла бы до сознания публики, вместо того, что произошло.