Читать «Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз» онлайн - страница 4
Фредерик Дар
Слей свою злость и успокойся, дорогой!
Малый напротив уже празднует победу.
Надо видеть, как он играет с мячиком перед последней (как он считает) подачей. Ударяет несколько раз о землю, обтирает о свои белые шорты, затем взвешивает на руке, как ваша подружка взвешивает ваши бубенцы после пользования в знак восхищения и признательности.
Неожиданно я успокаиваюсь. Мой мозг становится шезлонгом. Там, за сеткой, это чмо натягивает свою гордость, словно гамак, и предаётся блаженству. Он играет на терпении, растягивает выигрыш. Добротная эякуляция должна подготавливаться! Ведь после апофеоза будет пустота. Свой решающий мяч он должен облизать, словно фруктовое мороженое, засунуть во все дырки, любовно вылепить своими руками…
Время как будто остановилось. Такт-пауза. Безмолвное солнце заливает светом площадку. На трибуне застыли зрители в жандармских кепках, свёрнутых из газет.
Малый напротив смотрит на меня, предвкушая удовольствие. Он содомизирует меня глазами.
«Ну что, ты подаёшь или нет, хмырь?» — говорю я ему мысленно.
Он подаёт. Р-р-ран! Летит… Слишком далеко, за линию корта.
— Аут! — роняет судья.
Мой визави на мгновение опешил. Надо сказать, что до сих пор у него были точные подачи. Он трёт правый глаз, как будто хочет показать, что какая-то злосчастная песчинка была причиной этого промаха. Повторяет свой номер на публику со вторым мячом. Пока он мотает катушку, я замечаю какое-то пятнышко света у его ног. Солнечный зайчик, отражённый каким-то гладким предметом. Словно огненный жук, зайчик карабкается по моему сопернику, подползает к его лицу, огибает глаза и замирает, подрагивая, на лбу. Почти-победитель собирается, затем выполняет движение, словно тянет карамель.
Он готов. Мяч поднимается в воздух, ракетка ударяет плавно, как в замедленном кино. Я успеваю заметить, как сверкнуло световое пятно и попало в глаз моему сопернику.
Шум на трибуне. Мяч попал в сетку.
— Ровно! — произносит арбитр бесстрастным голосом.
Улыбка у малого исчезает. До него вдруг доходит, что его техника расстроилась, и он несколько удивлён. Не обеспокоен, нет, ещё нет, просто удивлён. Ибо в самом начале бедствие только удивляет перед тем, как навести ужас. Прикиньте, в сороковом, например, когда треснула линия фронта в Седане… Мы сначала не запаниковали, мы переглянулись и сказали почти с улыбкой то, что мне шепнули многие уважаемые люди впоследствии: «Ну, ничего себе!» Точно так же восьмого мая тысяча девятьсот второго года, когда жители Сен-Пьера на Мартинике увидели, как поползли огненные слюни со склонов Плешивой горы, они воскликнули: «Забавная штучка, и что же с ней делают?» И ещё вот, когда Сен-Карлос-Евангелист припылил с простёртыми руками в позе спасителя, вместо того, чтобы сделать ноги, они сказали «да». А зачем убегать, если уж на то пошло, ведь искупитель с двойной крестовиной пришёл их
Если что и губит гражданина Франции, это любопытство. Настоящая кривая сорока. Ему обязательно надо потрогать, он сначала проглотит, а потом будет читать описание микстуры «спаси меня ещё разок, посмотрим, что это такое». Самое смешное — это то, что он считает себя левым, тогда как он последний из монархистов Европы. Ибо левый человек ставит справедливость выше порядка, не так ли? А французский гражданин ставит беспорядок выше справедливости.