Читать «Тайга разбужена» онлайн - страница 3
Александр Алексеевич Богданов
— Може, разговоры одни!.. Улита едет, когда-то будет.
— Кака корысть — в тайгу лезть?
— Здесь, брат, мо-гила!
После разговоров разбредаются по избам. Партизаны — с песнями.
Напоследок кто-то из них запевает, звонким серебром мечет в воздух. Несколько молодых голосов резво подхватывают. Те, кто постарше, молчат, еще не знают этой песни.
Мы на-аш, мы новы-ый мир постро-о-оим…
Далеким серебряным звоном откликается тайга, перекатывается эхо по воздушным просторам…
Когда тятька сердит, под руку ему не попадись! И Пашутка все норовит вцепиться клещом в материн подол: куда спокойнее, если воткнуть в него лицо!
А Родион жрет трубку за трубкой. Такая уж у него манера, когда он раздосадован. В тайге на охоте привык он спасаться от мошкарки табаком, пожалуй, ради табаку и старой веры совсем не блюдет.
Табак едкий, горлодеристый, в зеленовато-бурых листах; по окрестным селам много его сеют.
У Секлитеи, которая из староверческой семьи, болит от него голова.
— Вонищи на всю избу напущено, не продохнешь!.. Тьфу!
Родион делает вид, что не слышит, и, словно в ответ на собственные мысли, ворчит:
— Яй-зви вас!.. Че, я для вас нову избу поставил?.. А? Коли охота воевать, — ну и воюйте промежду себя!..
Так он изливает свою досаду на партизан, которые заняли заимку. И начальнику отряда Летному, когда тот сообщил ему об этом, Родион не побоялся, а напрямик сказал:
— Зачем тайгу тревожите?
Вызывал на то, чтобы начальник обиделся. Однако Летный, напротив, дружески продолжал разговор. Так, играючи, стали перебрасываться друг с другом словами, как орехами. Один бросит, другой раскусит.
— Весь мир, товарищ, встревожен!.. Мир-то побольше тайги!..
— Шибко далече зашли вы!
— По диспозиции так положено.
Упрям Родион.
— Нанесло вас, словно лихоманка чирьев!.. Стару власть прикончили, новой нам не надо.
Упрямей Летный.
— Надо не надо, — вот он, чирей-то, без вашего спросу вскочил. Слыхал, японцы да белые царские порядки вертают!
— А вы, значит, зрезать чирей взялись?
— Чирей срезать.
— Та-ак…
Запыхтел Родион трубкой…
— Смута вся эта нам ни к чему!..
Но Летного пронять трудно. По-прежнему спокойно прицеливается он глазами.
— Смуту, товарищ, жизнь зажгла. Видел, у нас в отряде, которые тоже хозяйства побросали? Думаешь, сладко от жен и детей в сопки зимой идти? А они ушли.
Родион замолкает. «Кто ее знат? — може, и впрямь так? В отряде не одна молодежь, а многие даже из степенных мужиков. Эти — народ верный: хозяйства зря не бросят».
Вечером новый разговор с Летным.
— У тебя сено или овес есть?
— Хоша бы и есть, што тебе?
— Фураж для отряда требуется.
Родион медлительно ворочается в своей широкой однорядке, осторожно прикидывает в уме:
«Овса нету, а насчет сена надо сообразиться…» Летный видит это и успокоительно предупреждает:
— Ты, товарищ, не сомневайся!.. Заплатим. Вот не будет денег, тогда не взыщи. Впрочем, тогда сам, своей охотой, пособишь, чай? В других местах пособляют… Ишь вы, староверы, крепки…