Читать «Базалетский бой» онлайн - страница 349

Анна Арнольдовна Антоновская

«Эти знаменитые ворота с персидскими арабесками на ажурном орнаменте напоминают о великом девизе Давида Строителя: «От Никопсы до Дербента!» Это завет всем полководцам Грузии! И я, Георгий Саакадзе, несу его в сердце своем. Нет, не о покое говорят эти ворота, а о неистовой мусульманской грозе, об исконных врагах Грузии!.. А может… остаться и отсюда начать? Что начать? Борьбу с Ираном? С Турцией. А князья, а царь Теймураз? Разве не стоят они на пути крепким заслоном? Смести? Раздавить?! С чем, с каким войском? Имеретинским? Не хватит и… ненадежно! Уже раз подвели меня… Невольно? А для меня не все ли равно — как?.. Потом — от чьего имени мне сражаться? От Имерети? Нет! Пока не воссоединилась с Картли — чужое царство!.. И еще: разве для борьбы с шахом Аббасом я не должен вернуться в Картли? А с чем вернуться?.. Все мною замышленное должно свершиться! В Картли я вернусь… и скоро!.. Давно понял: только объединив грузинские царства, утвердив единовластие царя, можно возродить Грузию… Клянусь тебе, мой царь, Давид Строитель!.. Я, Георгий Саакадзе, Моурави, первый обязанный перед родиной, свято и впредь буду выполнять твой завет: «От Никопсы до Дербента!..»

- Аминь!..

Саакадзе резко обернулся. Перед ним стоял царевич Александр. «Видно, опять вслух думал».

— Благородные мысли высказал, мой Моурави.

— А почему, мой царевич, рано оставил удобное ложе?

— Сегодня судьба опять жестко мне постелила.

— Может, боялась, что забудешь о ждущих тебя?

— Нет, мой Моурави, о другом моя тревога. Скажи, почему так холодно отвергаешь милость царя?

— Ты о чем, царевич?

— Почему не торопишься приблизиться к нам, соединив в святом браке так полюбившегося нам Автандила с моей сестрой, царевной Хварамзе? Разве я буду плохим братом или мой царственный отец не поставит сына Моурави полководцем над тысячами?

— Прекрасный царевич, милость царя возносит мои мысли ввысь, к полету орла, но желание мое — стать достойным неслыханной милости. Я жажду вызвать на твоем лице улыбку восхищения… и думаю, ждать недолго.

— Тогда скажи, Моурави, на кого покидаешь меня? Не ты ли вселил в меня гордую мечту — стать объединителем Грузии? Неужели одно поражение, на которое ты сам себя обрек, упустив царя Теймураза, может опрокинуть в пропасть все твои замыслы?

— Не опрокинуть, мой царевич, а отодвинуть. Придется начать снова. Я… допустил ошибку — и поплатился за нее. Какую? Тебе трудно понять, мой царевич. Я упустил главное… народ! Но… я еще молод и силен душой и мечом. Запомни, царевич: если суждено, выполню свой большой замысел — на твоей благородной голове засияет корона объединенной Грузии.

— Помни и ты, Моурави, каждое дело должно свершиться вовремя. И что ты намеревался сделать позднее, сверши лучше теперь, поторопись.

Саакадзе не ответил. Он подошел к самому краю обрыва и, опершись на меч, устремил взор на снеговой хребет Кавказа, где неизменно величаво безмолвствовала Мкинвари-мта, потом перевел взор на Ахалцихские горы — там где-то таился Бенари, еще одна каменная страница летописи, уже перевернутая. А там, за Аджарскими вершинами, синело море, как дорога в грядущее.