Читать «Алгоритм судьбы» онлайн - страница 177

Тимоти почти всю дорогу провёл в молчании. Нет, жажда возмездия его не мучила и тяжкие думы не омрачали чело. Да господи, он о Серхо даже и не вспоминал! Просто только сейчас Тимоти по-настоящему погрузился, пророс каждым нервом в мир, где первозданная тишина могла в любой момент прерваться свистом пули или шорохом стрелы, уханьем копыт и индейским кличем. Мир жестокий и прекрасный, где воздух ещё чист и ясен, где реки пока не загажены, а земля не укатана железобетоном.

Тимоти нравилось покачиваться на лошади, чувствовать её меж своих ног, нравилось слушать покряхтыванье седельной кожи и звон крохотных колокольчиков на отполированных шпорах. Нравилась дорога и само чувство Дороги.

Они ехали тропинками, оставленными бизонами, стёжками, проторенными копытами диких лошадей. Наезженным трактом, на котором фургоны переселенцев вымесили глубокие, путаные-перепутаные колеи. Метры складывались в мили. Перевал. Резкий поворот к востоку. Поперёк долины Фоссил-Крик – и вдоль неё назад, к югу, на старую индейскую дорогу, ведущую берегом ручья, от которого остались отдельные бочажки, до красных скальных стен Ленточного каньона.

В траве звенели цикады, воздух был неподвижен и горяч, пока ветер не донёс до лица свежее влажное дуновение из глубины каньона, где в грубых объятиях валунов билась изгибистая речка. Звуки падающей воды многократно усиливало эхо. Затем ущелье расширилось, и трое ковбоев, поднявшись из вымытой ручьем промоины с посеревшими остатками деревьев, очутились на склоне, поросшем гембельским дубом и кустами манзаниты. Тимоти осмотрелся. Под ним, от подножия к горизонту тянулись большие, извилистые, разветвлявшиеся каньоны, перетасованные искуроченными скалами, белыми пятнами высохших озер и черно-серыми потёками лавовых полей. Но и в этих гиблых местах жизнь яростно отражала наступление пустыни. Фронт проходил по вереницам зелёных, окаймленных деревьями лугов, зажатых меж песчаных хребтов. Вот в одном месте пустыня отступила, атакуемая ярко-зелёной молодой порослью меските, но тут же, рядом, нанесла ответный фланговый удар – ручей пересох, и трава погорела, стелясь коричневато-жёлтым паласом. А в глубоком тылу только лебеда прижилась да пустынная лапчатка. Тесными группками сбились стволы окотилло; чолла – «прыгающий кактус» – отсвечивала на солнце бледно-жёлтым.

На «передовой», вдоль высокого и плоского холма, вытянулся Хорсхед-Крик, «одноуличный» и зачуханный, как требующий скребницы конь, городишко.

Сразу от моста через ручей потянулась серая и пыльная Мэйн-стрит. Некрашеные дощатые зданьица с фалыпфаса-дами перемежались домами из адобы с торчащими наружу вигас – концами деревянных балок. Отель «Мэршантс», салун «Ремуда», парикмахерская с дверью в красную и белую полоску…

К стенам жались деревянные мостки тротуаров, уныло мотали головами привязанные к коновязям лошади. Вдоль немногих боковых переулков стояли вразброс жилые дома, амбары, загоны. Налево за проулком, между почтой и отелем «Голден Спайк», открывалось довольно большое пастбище, где расхаживало с дюжину коров и пара лошадей. За распахнутыми дверями станции дилижансов виднелся деревянный барьерчик, отделявший треть комнаты, и пара рассохшихся шкафов. За барьером сутулился полнолицый малый в зелёном козырьке и с подвязками на рукавах.