Читать «Любимые дети» онлайн - страница 174

А завтра он приедет к нам на свадьбу, Эрнст, и еще человек десять с ним, друзья-коллеги — конструкторы, и они усядутся, конечно, вместе и, выпив, заведут разговор о производстве, чтобы потом в отделе поговорить о свадьбе, и, думая о них с улыбкой, я жалею, что не пригласил З. В. и в круговерти сегодняшней забыл пригласить Терентьева, и, возвращаясь в прошлое, говорю таксисту, радостью с ним делюсь, а заодно и о себе напоминаю:

— Та девушка, между прочим, встала на ноги…

Он косится на меня, то ли не узнавая, то ли не желая узнавать:

— Какая девушка?

— Которую мы с тобой возили в больницу.

(Я перешел с ним на «ты», полагая, что это, как и гололед, входит в стоимость проезда.)

— Не пойму, — хмурится он, — чего ты ко мне цепляешься?

Значит, помнит о клятве своей!

Проезжаем попутное селение, а на улице светло еще, и, глядя вперед, на дорогу, у обочины которой копошатся куры, он спрашивает вдруг:

— Давно из Москвы?

О стоимости авиабилета вспомнил, догадываюсь, тридцать четыре рубля.

— Сегодня, — отвечаю простодушно, — утром прилетел.

— Первый раз в Осетии? — вопрошает он, отрицая тем самым мое право на воспоминания.

Даю биографическую справку:

— Родился здесь, вырос и до сих пор дожил.

Пропустив это мимо ушей, он кивает на петушка, перебегающего дорогу:

— А петухи у вас в Москве есть?

— Есть, — отвечаю, — есть.

Однако у обочины разгуливают не только куры.

— А козлы у вас в Москве есть? — интересуется он.

— Есть.

— А ишаки у вас в Москве есть? — развлекается.

— Есть, — говорю, — есть.

Не знаю, как долго продолжался бы этот перечень — волы, бараны, хряки, — но селение кончается, а лис и шакалов давно уже перебили, и то ли скорбя о них, то ли о себе самом задумавшись, таксист умолкает, и теперь уже я спрашиваю:

— А попугаи у вас в Осетии есть?

— Нет, — отвечает он. — А у вас?

— Есть, — усмехаюсь, — в Москве все есть.

Дальше мы едем молча, и я смотрю на горы, возвышающиеся в стороне, на розовеющие облака над ними, и мне слышится голос Зарины: «Не могу больше… Ноги как ватные», и я снова обнимаю ее и плачу, и слышу отчаянный вскрик Майи: «Дурак! Я же люблю тебя!», и, словно из пут рванувшись, я резко подаюсь вперед к ветровому стеклу, вглядываюсь в пространство, пытаюсь различить вдали невидимые еще верхушки тополей и черепичные крыши своего села.