Читать «Такая долгая полярная ночь.» онлайн - страница 64

Я постиг одну истину: содержимое моего желудка не поддается обыску, а карманы моего бушлата и вся одежда, подвергнутые тщательному осмотру, всегда были пусты. Так текла моя докерская жизнь. Бывало так, что шкипер морской баржи, которую мы разгружали, просил нашего бригадира, чтобы парни из бригады не портили груз, не разбивали много ящиков с продуктами, а брали на бригаду один ящик и ели потихоньку консервы, не унося их на территорию складов или в лагерь. Нередко шкипер предоставлял в распоряжение бригады камбуз баржи. Тогда бригадир оставлял в камбузе двух парней кулинарить, а остальные лихо работали, разгружая баржу. Шкипер был доволен скоростью разгрузки, а бригада выделяла по два-три человека для обеда в камбуз. Остальные работали, бригадир, конечно, толковый бригадир, внимательно следил за процессом насыщения бригады и за не прекращающейся ни на минуту разгрузкой баржи. Однажды, когда мы разгружали ящики с консервами, бригадир спросил меня: «Толмачев, можешь ли ты уронить ящик на палубу, чтобы он сразу раскололся?» «Сделаю», — ответил я.

Выхожу из трюма с плоским ящиком на плечах. В нем консервы — сардины. «Спотыкаюсь» на палубе, и ящик падает с моих плеч углом на железную палубу. Треск, из расколотого ящика сыпятся банки, плоские с надписью «Сардины». Бригада быстро расхватывает банки. Издали шкипер смотрит на это и говорит бригадиру, чтобы разбитый ящик не выбрасывали: нужен для списания.

Муку штабелюем на высокие очень прочные подмостки. Часть бригады на штабелевке, часть разгружает баржу, и мешки с мукой нам подвозит грузовик с газгольдером, который топится деревянными чурками. Цилиндр газгольдера очень горячий. Один из бригады в разрезанном мешке с мукой, добавив туда воды, месит тесто. Лепешки наклеиваются на цилиндр газгольдера. Автомобиль, вернувшись с берега от баржи, нагруженный мешками муки, снабжает нас испекшимися лепешками. Видит ли это часовой, стоящий на верхушке штабеля мешков с мукой? Наверное нет.

Сегодня лепешки делает Ленчик. Я затаскиваю из кузова автомобиля мешок для штабелевания и слышу ругань и мальчишеский голос Ленчика. Его бьет какой-то парень, не слишком юный на вид. Подхожу и спрашиваю, за что он ударил парнишку. Тот с руганью обещает и меня избить, он замахивается. Бросаюсь к нему вплотную и правой рукой с силой стискиваю ему горло. Он хрипит, выпучив глаза. Я прижимаюсь к нему, и он не может размахнуться руками. Я твердо заявляю ему, что он забыл закон воров: он вор и бить вора без веских причин не имеет права. Я его отпускаю, и мне становится смешно: я — «контрик» преподаю воровскую мораль!

Его фамилия Погосов, и он, конечно, не бандит, не из крупных «авторитетных» воров. За него никто не заступился, так как понимают, что прав я, а Ленчик — пострадавший от дурного настроения физически более сильного. Погосов угрожает меня убить, на что я отвечаю, что жизнью не дорожу, но с удовольствием прикончу при случае его. Ребята смеются, и инцидент исчерпан. Ленчик с собачьей преданностью привязался ко мне. Несчастный парнишка! Познакомился я в лагере (живем в одном бараке) с Иваном Никишихиным. Статья бандитская — 59-3. Он в прошлом шофер. О его деле я слышал еще, когда был студентом на последнем курсе института. Тогда общественность требовала ему расстрела. Суть дела: легковая машина, которой управлял Никишихин врезалась на большой скорости во взвод красноармейцев, шагавших по шоссе. Никишихин мне откровенно сказал, что он и его друг с девушкой перед этой роковой поездкой «погуляли», то есть друзья выпили и поехали покататься. Никишихин был шофером на служебной легковой машине. Друг, не имеющий прав на вождение, попросил «порулить». Иван передал ему руль, и все произошло, когда за рулем был друг, а не Иван. Кто-то из красноармейцев погиб, несколько было изувечено. Иван все взял на себя, так как прекрасно понимал, что не имел права передавать руль автомобиля. Расстрел ему заменили десятью годами. Он был старше меня, держался спокойно, я бы сказал солидно. То ли пережитое наложило отпечаток на психику, то ли статья страшная обязывала держаться замкнуто и с достоинством.