Читать «Такая долгая полярная ночь.» онлайн - страница 56
Мстислав Толмачев
Информации о ходе войны мы, заключенные, разумеется, не получали. Но, кто способен был еще думать, кое о чем догадывался. Я не случайно говорю о способности думать, так как дистрофики, люди истощенные, страдающие авитаминозом и цингой, превращались в живых с замедленными движениями голодных роботов. На них часто сыпались удары более сильных и здоровых уголовников и пинки охранников. Конечно, в числе таких, страдающих деменцией, были не только политические, но и уголовники, т.е. те, кто в этой борьбе за существование не сумел выкарабкаться.
Внутри лагерной зоны вдруг соорудили еще маленькую зону, т.е. большой барак-палатку, огороженную колючей проволокой. Туда поместили, собрав со всего лагеря, всю 58-ю статью. Около меня на нарах лежал парень, который мне сообщил, что он сын адмирала Семенова. Отца расстреляли, а сына отправили на Колыму. Я эту особую изоляцию воспринял с достаточной ясностью: на фронтах для нас плохо (тогда решалась судьба Сталинграда), и мы, как у хорошего хозяина кролики в загоне в любой момент (если фашисты возьмут верх) можно кроликов зарезать: они под руками.
Глава 32
М.Т.
По состоянию здоровья я, как непригодный к работам в шахте, был переведен в бригаду на наружные работы. Немногочисленная бригада (человек 10-12) работала на склоне сопки, перегоняя лопатами от одного человека к другому по металлическому желобу руду до бункера, к которому подгонялась грузовая автомашина. Когда бункер наполнялся рудой, открывался в бункере люк, руда сыпалась в кузов автомобиля и затем отвозилась на обогатительную фабрику.
Попал я в бригаду Иогана Кнехта, которого почему-то называли «Костя». Меня удивило, как в войну с фашистами над заключенными русскими ставят бригадиром Ганса Кнехта. О бригаде Кнехта скажу несколько слов. Прежде о тех, кто не работал, но процент выработки начислял себе хороший.
Сам Ганс Кнехт, его помощник-уголовник, татарин, который подгонял и бил работяг, затем в теплушке сидел за столом старичок в очках, единственных грамотный среди этих паразитов, он оформлял наряды и выписывал проценты выработки, и еще молоденький воришка, который следил за печкой, исправно ее топил, чтобы бригадиру и всей компании было тепло. В теплушке отсиживался и конвоир. Назначение молоденького воришки мне разъяснили другие заключенные. Этот юноша был пассивный педераст, «жена» Ганса Кнехта. Итак, мы, 10 работяг, перегонявших руду лопатами по желобам на склоне сопки, обрабатывали четырех паразитов, которые писали себе наши проценты выработки. В бригаде на этих желобах работали инспектор кавалерии Киевского военного округа, летчик Милов или Минов (точно не помню) и те, чьи имена или фамилии я забыл. От истощения и работы на холоде мои товарищи по бригаде вдруг внезапно исчезали. Возможно, не все умирали, но на прежнюю работу они не возвращались. Непосредственно за нашей работой следил помощник бригадира Кнехта уголовник-татарин. В руках он держал лопату с длинной ручкой, и вот этим черенком лопаты он подгонял ослабленных и озябших людей. Конечно, он все время не торчал около нас, предпочитая греться в теплушке вместе с Гансом Кнехтом. Время от времени он появлялся около нас, «стимулируя» нашу работу ударами черенка лопаты. Однажды он ударил меня. Я немедленно нанес ему ответный удар не ручкой лопаты, а самой лопатой, стараясь попасть ему острой штыковой лопатой по горлу. Но для этого удара я шагнул вперед, и моя нога поскользнулась на гладкой блестящей поверхности металлического желоба. Острый край моей лопаты вырвал из его бушлата кусок ткани с ватой и пуговицей. Испуганный татарин с криком буквально скатился по склону сопки и кинулся в теплушку к Кнехту. Кнехт вышел из теплушки и позвал меня. Держа лопату в правой руке, я спустился на ровное место недалеко от теплушки. Иоган Кнехт приближался ко мне с ломом в руках. «Брось лопату!» — скомандовал он. Я бросил лопату и, глядя на эту свиную розовую морду ненавидящими глазами сказал: «Ганс, если ты меня ударишь, я зубами вырву твое горло».
