Читать «Такая долгая полярная ночь.» онлайн - страница 104

Вспоминаю, когда мы с Ходорожко заканчивали пятую плановую операцию, в операционную заглянул санитар и сообщил нам страшную новость: в шахте рухнула кровля и накрыла бригаду заключенных. К больнице в санях, запряженных быком (лошади на прииске все, кроме одного коня, поумирали от авитаминоза), привезли первых пострадавших, в зону еще на двух санях привезли извлеченных из завала. Был вечер, врач и я уже устали после пяти операций, но долг медика — не думать о себе. Худорожко, оставаясь в операционной, поручил мне отобрать из поступивших в больницу нуждающихся в срочной хирургической помощи. И вот я, в перчатках и стерильном халате, осматриваю лежащих на полу просторной прихожей больницы искалеченных обвалом кровли людей. Четыре санитара (дневная и ночная смена) мгновенно выполняют мои указания. Несчастных с раздавленной головой и грудью, без признаков жизни уносят в морг, нуждающихся в помощи — в палату. Подхожу к лежащему на полу здоровенному парню, спрашиваю, что у него болит. Отвечает, что ничего не болит. «А почему не идешь в барак?» — спрашиваю его. «Не могу, — отвечает, — ноги не идут, ничего не чувствую». «Боже, — думаю я, — ведь у него сломан позвоночник». Санитары аккуратно укладывают его на большой лист фанеры и относят в палату. Закончив сортировку раненых и мертвых, иду в операционную помогать Ивану Николаевичу.

Под утро мы закончили работу в операционной. В маленькую палату (двухместную) пришлось положить умирающего Ханько. У него сломана грудная клетка, повреждены легкие. Только сильное сердце продлевает его муки. А в большой палата спокойно лежит, ни на что не жалуясь, со сломанным позвоночником Сухомесов. Как тяжело видеть их обреченность, неотвратимость их смерти и не мочь их спасти! Санитар сказал мне, что Ханько просит меня подойти к нему. Я пошел в маленькую палату для умирающих, наклонился над Ханько, а он тихо произнес: «Посиди рядом со мной, ты добрый, и руку мою возьми». На губах пузырилась кровь, при слабом дыхании его слышно было, как бурлит и клокочет кровь в его сломанной груди. Я взял его руку и сжал ее в своей руке, как будто моя жизненная сила и воля к жизни могли остановить его смерть. «Побудь со мной», — задыхаясь прошептал он. И я сидел около него и закрыл ему глаза. Сухомесов тоже умирал. Все парни в палате знали (санитар проболтался), что дни человека со сломанным позвоночником сочтены. И когда я и повар обратились к больным с просьбой отказаться от полагающейся им порции молока (сухого), так как Сухомесов ничего не мог есть, и мы поили его теплым молоком, то все дружно согласились отдать эту порцию молока умирающему.

Иван Николаевич сказал, что в условиях иной жизни и иной медицины, то есть не лагерной, в клинике, где работают нейрохирурги, возможно Сухомесова удалось бы спасти.

Потом были у нас на «красноармейском» неотложные, срочные операции. Удалось нам — Худорожко и мне — спасти двух парней с перфорированным аппендицитом. Помню их фамилии: Марченко, у него еще был стойкий нистагм, то есть глаза «бегали», и Евгений Мильчаков. Работали мы, спасая этих людей, вдвоем, так как новый заключенный врач Ерков Константин Владимирович, увидев кишки оперируемого «скис», чуть не упал головой на операционное поле и был удален из операционной санитаром Василием Алимовым.