Читать «Такая долгая полярная ночь.» онлайн - страница 103

Мстислав Толмачев

Мое знакомство с замечательным человеком Котовым Валентином Фомичем произошло при трагичных для него обстоятельствах. Недавно осужденный, он был направлен на «Красноармейский». Он считался «местным», т.е. не первый год, а многие годы живущим на Чукотке. Он на Чауне заведовал факторией. Срок ему «устроил» его бухгалтер Тинин за то, что песцы раскопали и опустошили ямы с рыбой для корма упряжных собак. Получилась недостача, Котову срок, но и донесший на него бухгалтер тоже получил срок. Так и Котов и Тинин, организовавший ему дело с недостачей, оказались в заключении на прииске. Администрация прииска устроила Котова в колбасную, где из оленьего мяса изготовляли колбасу. Разумеется для «вольняг». Однажды электромясорубку «заело», и Котов, забыв выключить ток, стал рукой очищать приемник мяса в мясорубке. Внезапно механизм заработал, и Котову на правой руке смололо в мясорубке все пальцы, кроме мизинца и содрало кожу «перчаткой» от запястья к тому, что было измолото и было пальцами. Порванные сосуды и сухожилия представляли довольно жуткую картину. Гузиков сквозь свои очки осмотрел травмированную руку и сказал: «В Москве у Склифосовского попытались бы спасти то, что осталось от кисти, а здесь, когда оленье мясо, металлические опилки смешались с порванными тканями — невозможно». Котов сказал: «Отнимайте все изуродованное, буду жить с одной левой рукой». И Гузиков под большой местной анестезией (он почему-то избегал работать, применяя общий наркоз) стал ампутировать кисть чуть выше лучезапястного сустава. Слабое зрение даже с очками заставило Гузикова сказать: «Мстислав, перевязывай сосуды и продолжай операцию». И я под наблюдением Гузикова ампутировал правую раздробленную кисть у Котова. Сделал я это по всем правилам военно-полевой хирургии.

А в это время в палате нашей больницы от двухстороннего воспаления легких умирал тот, кто посадил Котова — Тинин. После вскрытия умершего Тинина я, зашивая его тело, положил ему под грудину на сердце изуродованную кисть человека, которого он посадил, чью семью (мать-старушку, жену и двоих дочерей) вверг в нужду и лишения. Я сказал: «Пусть рука эта лежит на сердце негодяя». Значительно позже, когда Валентин Фомич освободился и стал работать в фактории Певека пушником, т.е. специалистом по пушнине, я уже освободившийся из заключения, бывал у него на квартире. Его семья радушно принимала меня и оставляла ночевать, предварительно накормив. Гузиковы уехали, срок их договора окончился, и они уехали в теплые края. «В Молдавию», — как мне сказала Лина Михайловна. Главным врачом и одновременно начальником санчасти был назначен Ивченко Семен Емельянович, а хирургом и вообще врачом «по всем болезням» прислали заключенного врача с Иультина Худорожко Ивана Николаевича. Там на Иультине заключенные добывали вольфрамовую и молибденовую руду. У нас на прииске — касситерит (SnО2 — оловянный камень).