Читать «Царская сабля» онлайн - страница 35
Александр Дмитриевич Прозоров
Снаружи несколько раз оглушительно жахнули пушки, башня вздрогнула.
Воин наклонился к окну: оказалось, что ногайцы затащили на свою стену пару тюфяков и начали палить по захваченному русскими укреплению. Им тотчас ответила осадная башня, пытаясь сбить со стены османских пушкарей. Однако дроб не желал попадать в цель, врезаясь в землю то ниже стены, то в стороне от тяжелых медных стволов.
Третьим залпом басурмане чуть не сразили Басаргу, попав в стену аккурат напротив него, – но дубовое бревно выдержало удар, лишь немного вспучившись с внутренней стороны цветком из белой щепы. В ответ боярский сын выпустил несколько стрел, но тоже никого не задел.
Под грохот обстрела ногайцы попытались сделать еще вылазку, пробравшись к башне вдоль самых стен, – там, куда не попадали русские пушкари. Вроде бы они даже застигли защитников врасплох, – судя по лязгу железа, внизу завязалась сеча. Однако вскоре тюфяки дважды жахнули тройным залпом, и сеча захлебнулась.
До темноты басурмане предприняли еще две попытки отбить Арскую башню, но под огнем осадной башни и стрелами подвести достаточно воинов к двери так и не смогли.
Второй день выдался для защитников уже не таким напряженным. Османские пушкари продолжали упрямо долбить укрепление ядрами, часто попадая в узости между бревнами. При этом каменные шарики пробивали стены насквозь и разили всех, кто находится внутри на пути их полета. Одно из таких ядер чиркнуло боярского сына почти по самой спине – однако к этому времени нога Басарги разболелась так, что молодой воин уже сам начал желать себе смерти. Бедро горело, словно его варили в кипятке, и внутри постоянно взрывались пузыри, распирая мясо, буквально разрывая его в клочья. Хотя по виду нога оставалась прежней и даже не особо распухла.
К вечеру боярскому сыну стало так плохо, что он уже не мог сдерживать стонов. Поднявшийся к молодому воину Лука осмотрел рану, напоил Леонтьева отваром каких-то трав, от которых Басарга впал в сонное беспамятство, что-то порезал, что-то посыпал, поменял повязку и, уже уходя, сказал помогавшему холопу самые страшные слова, которые может услышать увечный воин:
– Антонов огонь…
К рассвету Басарга метался от жара, плохо понимал, что происходит вокруг, и, как мог, молил сидящих рядом ратников позвать к нему князя.
Воротынский внял просьбам, пришел, опустился рядом на колено, снял шлем, перекрестился:
– Сказывай, раб божий Басарга, чего желаешь? Что смогу, сделаю.
– Сабля… – пересохшими губами прошептал боярский сын. – Сабля государева… Царь Иоанн сам вручил, дабы долг я свой исполнил… Вернуть надобно, княже… Прошу…
– Да, я вижу, – кивнул Михайло Воротынский. – Богатый меч.
– Передай… Передай государю… Не посрамил я царской сабли… Передай…
– Не беспокойся, боярский сын Леонтьев, – кивнул князь, принимая оружие. – Передам в точности. И про подвиг твой передам, и имени твоего не забуду.