Читать «Руки Геракла» онлайн - страница 9

Фред Томас Саберхаген

Амфитрион не был по натуре особенно жесток – я помню, что он лишь один раз выдрал меня, причем за дело. Я попробовал на прочность одну весьма дорогую для него вещь – стальной кинжал, подарок царя. Клинок сломался.

В детстве меня считали мужественным ребенком, поскольку я не понимал, что такое настоящая боль, а мои необычные способности, к счастью, хранили меня от такого опыта.

Проявлялись они постепенно и поначалу служили лишь для защиты – я ни разу не кусал мать или кормилицу за сосок, никогда не ломал взрослому пальца, зажав его в свой детский кулачок. И мое кажущееся мужество в тот день, когда Амфитрион избил меня, было отнюдь не мрачным проявлением силы духа, а просто почти равнодушием к тому, что происходит. Когда мне исполнилось лет десять, я почти полностью овладел всеми своими способностями и умел ими управлять. Конечно, я мог вырвать у него вожжи и порвать их на мелкие кусочки, но я знал, что любой такой поступок лишь ухудшит наши отношения, которые и без того были весьма не радужными.

Во время безрезультатной порки человек, который никогда не был по-настоящему мне отцом, хотя я продолжал его так называть, испугался моего поведения, точнее, того, что я никак себя не вел, а этого он просто не понимал. Если бы я плакал и боялся, это успокоило бы его, упрямство он бы понял. Но я просто не шевелился, и он испугался. Только тогда и я сам испугался. Вот таким сложным образом порка, в конце концов, возымела свое влияние на меня, заставив задумываться о том, что я делаю.

Доказательством тому, что это наказание все же подействовало на меня, служат яркие воспоминания об этой порке. Рука Амфитриона взлетает и падает, влетают и падают кожаные вожжи, а я стою и безучастно смотрю. Я понимал, что любой нормальный ребенок уже орал бы, весь в рубцах, но я просто не был в состоянии подыгрывать. Каждый звонкий удар по моему обнаженному телу вызывал невольную волну противодействия незримых сил, таящихся в моем теле, которая сводила удар на нет и полностью защищала меня. После нескольких минут порки я ощутил неприятное жжение, которого было бы недостаточно, чтобы удержать меня от сна, будь я сонным, а потом в зеркале я заметил, что кожа слегка покраснела.

Наконец мужчина, который никогда не был моим отцом, отшвырнул вожжи и молча покинул комнату. Наверное, во время порки он что-то говорил – угрожал, делал внушение, ругался, – но, если что-то такое и было, я ни слова не запомнил. И больше он со мной об этом не разговаривал.