Читать «Блок 11» онлайн - страница 12
Пьеро Дельи Антони
Моше, сумевший раздобыть себе в «Канаде» пару добротных кожаных ботинок, сейчас шел без каких-либо проблем рядом с Аристархом, которому каждый шаг давался с трудом.
– Аристарх, а ты знаешь, кто именно убежал?
Аристарх в ответ лишь разразился ругательствами.
Затем они молча повернули к блоку 24. Войдя внутрь, каждый двинулся к своему месту на нарах и устало рухнул на постель.
Моше растянулся на тоненьком соломенном тюфяке на самом нижнем ярусе. От тюфяка исходил тошнотворный Вшах, потому что «мусульмане» с верхних ярусов иногда, будучи не в силах подняться, мочились и испражнялись прямо на нарах, и затем все это потихоньку стекало вниз. В этом заключался один из недостатков пребывания на самом нижнем ярусе. Зато с этого яруса можно было без труда вставать ночью, чтобы пойти в уборную и слить из своего организма воду, поглощенную при поедании похлебки. Кроме того, Моше удавалось утром одним из первых заскочить после команды «Подъем!» в умывальную комнату, чтобы совершить ежедневное символическое омовение, и его чаще всего не успевал при этом ударить ни
Вскоре весь блок 24 наполнился неприятными запахами: от человеческих тел исходило влажное тепло, расползавшееся по внутреннему пространству.
В течение последних нескольких недель – по мере того как приближались советские войска – суточные рационы становились все более и более скудными.
Моше услышал, как зазвонил колокол, возвещающий об окончании очередного рабочего дня в концлагере. Вскоре должны были принести похлебку, и поэтому, когда открылась входная дверь, Моше ничуть не удивился. Однако вместо трех помощников капо, несущих привычные котлы, в барак зашли трое эсэсовцев.
–
Заключенные поспешно слезли со своих лежанок и замерли перед нарами.
Унтерштурмфюрер достал из кармана своего кителя сложенный вчетверо лист бумаги и, расправив его, начал читать бесстрастным голосом:
– А-7713…
Эсэсовец произносил номера в абсолютной тишине. Заключенные прекрасно знали, что означает данный список. Моше прислушивался к произносимым номерам без особого интереса, потому что подпольная торговля, которой он довольно бойко занимался, делала его человеком незаменимым, а потому – неприкосновенным. По мере того как перечислялись номера, Моше пытался определить, кому из заключенных они принадлежат. Некоторых из них он знал лично – вместе с их номерами, – других распознавал но их реакции на слова немца. Среди названных оказались: Элиас – польский раввин, наотрез отказывавшийся от пищи – то есть самого ценного из всех «благ», которые имелись у заключенных концлагеря – во время Йом Киппура; Ян – «мусульманин», который был уже неправдоподобно старым для того, чтобы все еще умудряться выживать В концлагере, но которого наверняка уже скоро бы «отсортировали» (он едва держался на ногах и беспрерывно кашлял); Отто – «красный треугольник», невысокий и крепко сложенный, пользовавшийся уважением у многих заключенных и – в короткие периоды отдыха – не упускавший ни малейшей возможности поразглагольствовать о революции и о пролетариате; Берковиц – высокий худой еврей с проницательным и одновременно отрешенным взглядом, заявлявший, что он очень богат (ему каким-то непонятным образом удалось сохранить здесь, в лагере, свои круглые очки с металлической оправой)… Затем прозвучал номер совсем недавно прибывшего в лагерь заключенного, о котором Моше еще совсем ничего не знал и который представлял собой худосочного юношу. После этого эсэсовец запнулся – он как будто не смог рассмотреть написанный на листке очередной номер. Освещение внутри барака и в самом деле было очень тусклое.