Читать «Вице-консул» онлайн - страница 31
Маргерит Дюрас
Вокруг шепчутся, спрашивают: а что он, собственно, сделал? Я так и не знаю.
— Он сделал самое страшное, но как это выразить словами?
— Самое ужасное? Убил?
— Он стрелял ночами по садам Шалимара, где облюбовали приют прокаженные и собаки.
— Прокаженные, собаки, но разве убивать прокаженных и собак — это убийство?
— Кроме того, пули были найдены в зеркалах его резиденции в Лахоре, знаете ли.
— Прокаженные… издали, вы замечали? Их и различить-то трудно, так что…
Не сразу по прибытии в Калькутту узнают о существовании знаменитой виллы на острове со здоровым климатом в устье Ганга. Эта вилла предоставлена в распоряжение посольства Франции. Дочери Анны-Марии Стреттер одни идут через сады, и вот тогда, спросив, почему они одни, узнают. Чаще всего это случается в жуткую жару летнего муссона.
— Вы слышите — кричат?
— Это прокаженные или собаки?
— Собаки или прокаженные.
— Раз вы знаете, почему говорите: собаки или прокаженные?
— Я не разберу издали, да еще сквозь музыку, собаки это лают или прокаженные кричат во сне.
— Хорошо сказано.
Вечером в Калькутте можно видеть всех троих в открытом автомобиле — они едут на прогулку. Посол смотрит, улыбаясь, как уезжает на автомобиле его сокровище: жена и дочери отправляются подышать воздухом в Шандернагор или на дороги, что ведут к океану, до дельты.
Ни девочки, никто другой в Калькутте не знают, что она делает на вилле в устье Ганга. Говорят, ее любовники — англичане, неизвестные в посольских кругах. Говорят, посол знает. На вилле в дельте она никогда не остается дольше нескольких дней. Когда возвращается в Калькутту, вновь живет своей расписанной по часам жизнью: теннис, прогулки, иногда Европейский клуб по вечерам — это то, что на виду. А еще? Никто не знает. Чем-то она все-таки занимается, эта женщина из Калькутты.
Вокруг шепчутся:
— Какими словами это выразить?
— Он не соображал, когда творил такое? Не помнил себя?
— Сами видите, как это нелегко… Какими словами выразить, что он делал в Лахоре? Что он делал с собой в Лахоре, знал ли, что делает?
— Он кричал ночами — с балкона.
— А здесь он кричит?
— Вовсе нет, хотя почему, ведь духота еще тяжелее?
Время за полночь. Анна-Мария Стреттер подходит к молодому атташе Чарльзу Россетту. Рядом с ним стоит вице-консул Франции в Лахоре. Она говорит им, чтобы шли танцевать, если, конечно, им это доставит удовольствие, и уходит. Похоже, она подходила ради Чарльза Россетта, на него, кажется, пал выбор, и он в ближайшие дни отправится с нею на острова. Не будь улыбки, эта женщина выглядела бы дурно воспитанной, шепчутся гости. Среди приглашенных есть мужчины, которые были с ней близки. Но они придут только к концу приема.
Вокруг спрашивают:
— Что он кричал?
— Бессвязные слова или вовсе без слов.
— А нет ли в Лахоре женщины, которая бы его знала и могла хоть что-нибудь рассказать?
— Ни одной, никогда.
— В его резиденции… вы слышали? Никто никогда не был в его резиденции в Лахоре.
— Было ли что-нибудь в его глазах до Лахора? Хоть какой-то признак? Цветовой нюанс? О ком я думаю, так это о матери вице-консула из Лахора. Так и вижу ее играющей на рояле классические серенады, как в романах, что-то из юности, а он слушает, слушает, слишком, видно, наслушался.