Читать «Пропал человек» онлайн - страница 10

— Пригожее ли дело жить старику в пещере, ровно медведю в берлоге! — толковали бабы. — И темно-то ему, сердечному, и сыро, и холодно… Надо бы ему тамо состроить истопочку, хошь не ражненькую… Не грех бы порадеть нашим мужикам!

И вскоре, по уговору баб, мужики артелью отправились в лес, живо расчистили в лесу место неподалеку от пещеры и выстроили хатку; конопатчик оконопатил ее, печник склал печь, мастер смастерил для нее стол, лавки, поставец… И через год наш старик был уже на новоселье; на новоселье каждый приходящий приносил ему все, что мог и что было нужно. Но старику немного было надо, и часто приношенья отправлялись обратно домой.

7

Андрей Прохоров уже давно подумывал уйти в лес и пожить там «по душе».

Эти тайные, сокровенные думы свои он поверял, намеками только, старому другу-приятелю, Ивану Мировому, Иван был ему ровесник, его односелец, и содержал на реке мельницу в двух верстах от Косичева. «Мировым» прозвали его за то, что он при всяком удобном и неудобном случае любил мирить враждующих, за что, впрочем, иногда порядком доставалось и самому миротворцу. Дружба у Андрея с мельником пошла издавна, с молодых лет; мельник был крестным отцом — «божатком» — его старшего сына. Мысли у них как-то сходились, и они часто думали и жили заодно. Андрей не раз подговаривал Мирового «уйти» с ним куда ни на есть. Но у Ивана еще была жива старуха хозяйка, и ему не хотелось бросить ее.

— Тебе-то ладно, а я-то, вишь, еще не управился… — отзывался мельник.

— А у меня уж сердечушко все изболело, вот те Христос! — говорил ему Прохоров, рассуждая о своих односельчанах. — Жалости в них нету — вот что!.. Вместо того чтоб помочь слабому да убогому, они — на него же все… В горе да в бедности смирен человек, тих и кроток, что твой агнец божий, — только и глядит: как бы его не обидели. А оперится, поправится с делами малость, он уж сейчас и норовит, как бы ему других поприжать — кто посмирнее да податливее… Недаром говорится: мужик богатый — что черт рогатый…

Андрей Прохоров был человек простой, искренний — и искренно болел душой за свой деревенский мир, когда приходилось ведаться с людьми, власть имущими. И он безбоязненно подставлял свою голову под удары, не страшился неприятностей и кляуз и всегда был готов пострадать, потерпеть за мир. Поговорить ли нужно со становым или с исправником — «выходи Андрей Прохоров!». Понадобится ли сходить с прошением от крестьян в город — хоть к самому губернатору — «иди, брат, Прохоров!» — Прохоров идет, говорит, подает прошенье. И приходилось ему бывать в больших перепалках. Начальство, бывало, раскраснеется, кричит на него до хрипоты: «Ах ты — такой-сякой!»… «Да я тебя!»… «Да ты у меня!»… и т. д. А Прохоров в своей сермяге, накинутой на плечи, стоит, слегка наклонив голову, как наклоняют ее против ветра, стоит твердо, самоуверенно, лицо спокойно, ни один мускул не дрогнет; стоит как железная статуя, молчит… А спросит его начальство — Прохоров опять за свое и спокойно, ровно, не торопясь излагает дело. На этого человека, очевидно, можно было кричать и шуметь, сколько угодно, но нельзя было запугать его. Он походил на крепкое дерево с живой, здоровой сердцевиной: такое дерево невозможно ни сломить, ни согнуть, его можно только вырвать с корнем. Прохоров был стоек и упрям, и бури, разражавшиеся над его головою, не заставляли, по-видимому, биться сильнее его сердце. Только крепко сжатые губы его говорили о силе его сосредоточенности, о железном упорстве.