Читать «Камень преткновения» онлайн - страница 192
Анатолий Дмитриевич Клещенко
И тогда Генка понял, почему Сергей Сергеевич лучше Шкурихина. Петр болел только о своем хозяйстве, о себе. Ему наплевать было на тайгу и реку, если они не под боком, не для него. Плевать ему было на Элю, когда за ней кинулись пьяные ребята с катера, — он боялся только, что потом наедет милиция. И на Генку Дьяконова он плевал бы, не будь Генка всегда под рукой, стоило свистнуть… как мальчишке!..
— Учти, Петро, — сказал он. — Пакостить я тебе не дам. Как хочешь!
— Да ты что? — Шкурихин повертел возле лба растопыренной ладонью. — Нарочно я, что ли? Грязи мне не нужны? Вот дурак! Наоборот, мясо кончилось, зверя имать надо, а теперь ближе Гнилой пади его не возьмешь.
— Ты своего взял.
— Моих еще, знаешь, сколь бегает?
— Не надо было этого гноить, — заупрямился Генка, испытывая раздражение от обычного снисходительного тона Петра. — Хватит!
— Ты, что ли, не дашь?
— Я.
— Голым задом сакму к петле загородишь? — беззлобно усмехнулся Петр.
— Нет. В охотинспекцию заявлю.
Шкурихин присвистнул, насторожил взгляд.
— Ну, чего треплешь?
— Не треплю.
— Та-ак! Молодчик! Московские научили? Сучонка эта твоя, поди, посулила что?..
Генка рывком поднялся и, шагая через мотор, вскинул для удара руку. Потерявшая управление лодка накренилась, черпая воду, круто поворачивая направо. Генку мотануло в сторону, он ухватился за борт, чтобы не вывалиться, и поспешно поймал румпель.
— Дур-рак! — процедил Петр сквозь зубы. — Соображать надо, где находишься. По морде от меня схлопотать и на берегу всегда можешь, понял? В прилук правь, бакен искать поехали. За делом!
Стиснув зубы, Генка промолчал.
Дома он, наверное, тоже промолчал бы, не стал бы рассказывать о происшедшем. Но отец, опросив, удалось ли найти бакен, сказал:
— Ладно хоть, что нашли. Ме́не будет лишней работы. Слышь-ко, Петька про мясо поминал, зверя добыть. Ступай-ко и ты с ним, пока вода в Ухоронге большая. На плоте приплавите, вдвоем управиться легче легкого по большой воде.
— Сгноил Петька зверя. На ближних грязях. Я наткнулся, когда с Ухоронги шел.
Мать всплеснула руками, хлопнула ими по тощим бедрам:
— Ой, горе!.. Да как же это он так? А-а? Нешто такую жарынь мясо терпит?
— Он петлю одну не опустил, еще с прошлого раза. Ну и… расплевался я с ним, батя!
— Помиритесь, невелико дело! — успокоила Мария Григорьевна.
Матвей Федорович, по-своему понимая причину ссоры, встал на сторону сына:
— Чем же он, коровья лепешка, думал — петель не опустить? Такие грязи испортил — что день, сохатого можно было имать! Гляделки поковырять мало за это!
Генка невесело усмехнулся: по-батиному, хоть сто сохатых переведи зря, только грязей не порти, чтобы он сто первого мог поймать. А кто кедры в позапрошлом году рубил, да еще жаловался: «Худо безногому, не залезть, топором машешь-машешь из-за полсотни шишек»? Черт с ним, с законом, не в нем дело. Зачем доброе губить зря? Небось и батя и Петька дома у себя ржавый гвоздь приберут к месту, а сдохни корова — сами удавятся.
Он дохлебал щи и, положив ложку, оглядел комнату, вдруг показавшуюся тесной и темной. Ему нечем было заняться в ней, как не о чем было разговаривать с матерью и отцом. Вот у соседей, наверное, светло и весело, идут всякие интересные разговоры. Сергей Сергеевич спорит с Верой Николаевной, а Эля… Чем может заниматься Эля? Интересно бы посмотреть…