Читать «Камень преткновения» онлайн - страница 169
Анатолий Дмитриевич Клещенко
— Придем, я тебе поймаю в эфире музыку.
— Не то… Я сама хочу, пальцы хотят, — ребячьим, жалобным голоском проплакала девушка.
Дома подвыпивший Матвей Федорович последними словами изругал сына, что шалается невесть где, когда добрые люди гребут сено.
— Грабли на тебе обломать! — пригрозил он.
Генка искренне заулыбался, представив себе, как батя попробует ломать на его спине грабли и что получится из этого, но сгребать сено отправился без ропота. Мать, задолго до него пришедшая на покос, успела уже собрать половину кошенины в валки.
— Не ко времю женихаться надумал! — упрекнула даже она, отмахиваясь от слепней.
— В тайгу я ходил, удилище искать, — соврал Генка. — В листвяжник, что за Петькиным покосом.
— Поди-кось, не видела я, куда ты ходил! И с кем! Думаешь, шибко ты ей нужон, москвичке-то? Зазря походишь вокруг да около: ее, поди, сразу видать. Кабыть еще свои девки у нас перевелись…
Чтобы не слушать воркотню матери, он ушел на дальний конец елани: скучно было слушать, да и о чем говорить с ней? С ней, или с отцом, или с Петькой? Не о чем! Он был уверен, что сегодня впервые говорил с Элей об очень многом и о чем-то очень интересном, хотя о чем именно, не помнил. Говорить Эля может здорово, не хуже Михаила Венедиктовича — как по книге читает. А вот он, Генка Дьяконов, только про моторы да про речные суда, и то нескладно. Потому что живет, верно что, как медведь, и думает только, как бы от Петьки не отстать, не добыть меньше. Как будто в этом вся жизнь. Конечно, права мать: очень он нужен Эле, такой! Куда там!
Это он лицемерил. Сам себе.
5
Петр, лежа грудью на корме, перебираясь руками по тугой «хребтине», проверял перемет. Генка думал о том, что, конечно, можно и не заниматься самоловами, и так прожить можно. Но ведь он не один, отцу с матерью обидно же будет, что у Шкурихиных красная рыба на столе, а Дьяконовы сорогу должны есть. Или старику на одной ноге надо ворочаться с трехпудовыми якорями переметов? Да и Петро по всей реке раззвонит, что Генка какого-то Кондратьева испугался.
— Может, разрешат переметами рыбачить, как думаешь? — спросил он Петра.
— Рыбзаводским и по договорам могут вполне разрешить. Пора поумнеть начальству, не переводить по-плавнями молодь! — кивнул тот. — Нам-то один черт не разрешат. Нас все одно шерстить будут.
Генка зло сплюнул в воду, помрачнел. Такое разрешение не было выходом из положения. Не хочет он мельчить, изворачиваться, как все договорники: сдавать окуней да сорогу, а добрую рыбу для себя прятать. Не в его характере это. В его характере… Тьфу, что он ломает голову? Ведь еще вчера нашел выход и все решил!
— Пусть как хотят, — сказал он. — Я последнее лето рыбачу: осенью в техникум подаюсь.
— Ты же этой осенью не собирался? Говорил, что погуляешь, пока не заберут в армию?
Генка пренебрежительно махнул рукой: никакого, мол, интереса нет гулять! Не объяснять же Петру, почему вдруг заторопился, отчего почувствовал вокруг себя пустоту и… тесноту.
Улов оказался порядочным. Восемнадцать стерлядей, как на подбор, килограмма по три, и чалбуш килограммов в десять. Попрятав рыбу под елани, завели мотор и на малом, чтобы не налететь в тумане на топляк, поплыли к дому. Уже, проскочив опытные участки паразитологов, огибали травы, когда сидевший на носу Петр поднялся в рост и бросил приглушенно, жестом поясняя слово: