Читать «Проклятые» онлайн - страница 75

Чак Паланик

Правда, зайдя в гостиничный номер после «Оскара» и вступив в миллиард тарелок с черствыми клубными сандвичами, а потом увидев меня мертвую, задушенную лентой презервативов «Хелло Китти» — тут, если честно, моя мама съехала с катушек еще больше.

В то время мой дух еще витал в номере и скрещивал бесплотные пальцы, надеясь, что кто-нибудь додумается вызвать «скорую», и врачи примчатся, и совершат какое-нибудь чудо реанимации. Горан, понятное дело, давно пропал. Мы с ним повесили табличку «Не беспокоить», и горничная не расстилала постель ко сну. На подушках не лежали шоколадки. Весь свет был выключен, отчего номер погрузился в абсолютную, совершенную тьму. Мои родители вошли на цыпочках — они думали, мы с Гораном крепко спим. Неприятная картинка.

Да что приятного смотреть, как мать выкрикивает твое имя снова и снова, а потом падает на колени прямо в залитые кетчупом луковые кольца и холодный коктейль из креветок, хватает тебя за мертвые плечи, трясет и приказывает тебе проснуться. Отец позвонил в 911, но было уже слишком, слишком поздно. Бригада больше занималась маминой истерикой, чем моим спасением. Конечно, подоспела и полиция: общелкали меня фотоаппаратом, как фотокоры из «Пипл», когда я только родилась. Следователи из отдела убийств сняли с полосы презервативов не меньше миллиона отпечатков пальцев Горана. Моя мама приняла не меньше миллиона таблеток ксанакса, одну за другой. В это время мой отец подкрался к шкафу, где хранилась новая одежда Горана, распахнул дверь и стащил костюмы от Ральфа Лорена с вешалок, а потом начал молча разрывать на лоскуты рубашки и брюки, так что пуговицы отскакивали и рикошетили по всему номеру.

А я всю ночь просто смотрела на это, такая же отстраненная и далекая, как мама, когда она управляет с ноутбука камерами наблюдения. Если я закрывала шторы или включала свет, этого никто не замечал. В лучшем случае я играла роль часового. В худшем — вуайеристки.

Власть, но какая-то бессмысленная и бессильная.

Самая худшая дискриминация — это дискриминация мертвых живыми. Никого так сильно не маргинализируют, как нас. Если мертвых и изображают в поп-культуре, то лишь как зомби, вампиров, призраков — тех, кто опасен для живых.

Как в массовой культуре шестидесятых: покойники — постоянная опасность и угроза. Всех мертвых нужно изгнать, экзорцировать, выселить с территории, как евреев в четырнадцатом столетии. Депортировать, как «чуждые элементы», как мексиканцев. Как прокаженных.

Вот, я все сказала, теперь смейтесь надо мной, сколько хотите. Вы-то еще живы, значит, явно в чем-то правы. А я мертва, так что давайте, сыпаните песка на мои мертвые толстые щеки.

В современном мире, полном ханжества и предрассудков, живые — это живые. Мертвые — это мертвые. И они никак не взаимодействуют друг с другом. Это совершенно естественно, если подумать, что бы сделали покойники с ценами на имущество и акции. Как только мертвые сообщили бы живым, что материальные блага — просто пшик (а так оно и есть), De Beers не продали бы больше ни одного бриллиантика. И отчисления в пенсионные фонды резко бы уменьшились.