Читать «Бельгийская новелла» онлайн - страница 30

Даже по резонансу от захлопнувшейся двери можно было почувствовать пустоту в доме. В поисках прохлады он поднялся в спальню, открытые окна которой выходили прямо в парк, к высоким деревьям, с наступлением сумерек приобретавшим голубоватый оттенок. Затем, уже в домашних туфлях и старой куртке, он отправился в кухню, чтобы наспех проглотить привычный ужин закоренелого холостяка. На первом этаже ему пришлось пересечь комнату, которую когда-то Мадлен упорно не желала считать гостиной и которую можно было бы назвать библиотекой, если бы три сотни выстроившихся на полках потрепанных томов заслуживали того, чтобы в их честь переименовали хотя бы самую скромную комнату. Он повернул выключатель, и перед ним во всей своей вызывающей новизне предстали две непривычные вещи, обозначившие в этом интерьере нынешний момент его жизни. Это был безобразный телевизионный ящик, отделанный под черное дерево, с матовым экраном, а на столе — прислуге Огюстине запрещалось трогать на нем бумаги — кричаще яркие голубые пятна небрежно разбросанных открыток: дочь присылала весточку из каждого пункта во время своего путешествия по Америке.

Он не убирал их, чтобы, вернувшись вечером, поскорее увидеть, как они по-дружески грубовато приветствуют его. Все эти фотографии зачастую великолепных пейзажей были безобразны; путешественница извинилась за их качество в первом же послании и объяснила: ничего лучше не найти на всей территории Соединенных Штатов, по чьей-то злой воле здесь продают только такие вот ужасные открытки И какой бы ни был пейзаж — вид на большой нью-йоркский отель, мост через широкую автостраду или панорама Сент-Луиса, над землей неизменно нависало все то же голубое небо, такого же ядовитого оттенка, как трико, обтягивающие стройные ноги девушек, открывающих любой американский парад или какую-нибудь показательную церемонию вроде университетского шествия. И впрямь невыносимая голубизна. Сверхнетерпимость к уродству, способность физически страдать от грубого или неудачного цвета, как от телесной раны, г-н Кош заимствовал у Мадлен, строжайшей блюстительницы хорошего вкуса. Голубой цвет на открытках он воспринимал тем более болезненно, что надо было все-таки мириться с ним, чтобы по этим плохим фотографиям узнавать страну, где жила Дезире. Его коробила эта голубизна, но неприятное ощущение все же пришлось преодолеть, чтобы внимательно рассмотреть отель в индейском стиле, где обедала молодая женщина, или несколько претенциозное ранчо, где она останавливалась. Отвращение к цвету смешивалось с этим удовольствием и было его частью, так что г-ну Кошу порой приходилось делать усилие, чтобы вновь обрести прежнюю утонченность восприятия. Тогда, словно изгоняя дьявола, он громко произносил: «Нет, в самом деле, этот голубой цвет никуда не годится». Когда же он чувствовал, что слабеет, когда власть привычки заставляла его воспринимать этот голубой цвет, пригодный только для рекламы красителей, всего лишь как условный знак, означающий «неизменно прекрасную погоду», тогда всплывало воспоминание о Мадлен, недремлющее воспоминание. «Такие открытки вызвали бы у нее отвращение». Следовательно, и ему, избавленному от необходимости раздумывать, прав он или нет, картинки казались отвратительными.