Читать «Красные фонари» онлайн - страница 34

Разумеется, я очень хорошо знал Любу Горину: она работала на «Мосфильме» и была редактором некоторых картин, в которых я снимался. У них был замечательный дом, хлебосольный, красивый, уютный, прекрасная атмосфера. Казалось, он даже светился по-особому. Для Гриши, видимо, эта атмосфера была крайне важна, вспоминаю его эпопею с их первым домом на Тверской, в котором, после того как в нем открыли ночной клуб, стало невозможно жить. Тогда он в одиночку пытался противостоять тем, кто начал захватывать центр Москвы. Мне так и помнится: Гриша с трубкой, тактичная, молчаливая Люба, которую он очень любил, симпатичнейший, обожаемый ими пес Патрик. У них всегда было хорошо, и не хотелось оттуда уходить.

Я не могу сказать, что мы с Гришей были друзьями. Но нас соединяла с ним какая-то близость. Он доверял мне, а я ему — до вещей совершенно интимных, о которых я не имею права говорить. Мне всегда с ним было очень хорошо, просто замечательно. Он был понимающим, мягким, никогда не подавлял собеседника.

Дважды я снимался в картинах по его сценариям: «О бедном гусаре замолвите слово» Эльдара Рязанова и детективе «Шерли Холмс» Алексея Симонова. Вторая картина снималась в Вильнюсе, и Гриша туда приезжал. Там было много совместных обедов и ужинов, прогулок, разных разговоров. Говорили о жизни, а в это понятие входили и женщины, и театр, и наши товарищи, артисты и режиссеры. О чем только мы не говорили. Стояла поздняя осень, кругом лежали красивые желтые листья. И я никогда не забуду, как мы шли к месту съемок, и я по дороге читал ему какие-то свои эпиграммы (тогда я еще этим занимался), и как он на них реагировал. Почему-то ему понравилась эта: «На небо взлетел писатель, звездный час его настал, легок, пуст, парит в халате, все, должно быть, рассказал».

Горина некоторые числили писателем-сатириком. Но я не могу с этим согласиться и отнести его к означенному цеху. Горин — это совершенно особое явление. Наши современные сатирики в большинстве своем мелки, они сорок восьмые или сотые доли от Зощенко, например. Но Зощенко был первым, и он писал о простых людях, за которыми мы узнавали и себя, и среду, в которой живем, и все то, что произошло после революции. В этих маленьких людях отражались метаморфозы строя и личности: возомнивший о себе «гегемон», зависимая, раздавленная страхом интеллигенция. Там есть все: от смешного до трагифарсового. У нынешних же «мелких обломков» дальше пересказа того, что говорил милиционер или бухгалтер, дело не идет. Их не то что читать, даже слушать невозможно. А оттого, что таланта мало, они в последнее время совсем распустились, поэтому в ход идет и пошлятина, и безвкусица, и матерщина. Это вовсе не интересно обидно; что они выступают и даже имеют успех, поскольку сатириков у нас немного. Получается, они имеют право на все, прививая людям жуткие вкусы, — так теперь празднуется свобода. Но свободно и микробы гриппа летают — им же мы не аплодируем. Мне как раз наши сатирики напоминают вирус, который заражает и косит людей, лишенных, увы, культурного иммунитета. Поэтому я и считаю, что Григорий Горин к ним никакого отношения не имеет. Разве можно сказать про Чехова — писатель-сатирик? Это было бы ужасно. Их юмор и ирония совершенно другой пробы и природы, если говорить о сути, о первооснове их творчества.