Читать «Террористическая война в России 1878-1881 гг.» онлайн - страница 189

Кругом меня были именно те люди, которые, по вере Белинского, не могли не сделать своих преступлений”.

И этих опасных людей, больных “болезнью Белинского”, Ф. М. Достоевский показал в своих знаменитых произведениях “Преступление и наказание” и “Бесы”.

Жестокие уроки жизни и властей…

После очередной неудавшейся революции во Франции 1848 года и очередных восстаний поляков российские власти тщательно просмотрели общество на наличие опасных либералов и “накрыли” кружок Петрашевского, арестовали и Ф. Достоевского. Тут-то только что взлетевшая на волне славы знаменитость спикировала сильно и хлебнула немало беды, и, как оказалось позже - очередного очень ценного опыта, что, вероятно, и было предусмотрено Божьим Провидением.

Во время следствия Ф. Достоевский 8 месяцев просидел в камере- одиночке в Петропавловской крепости, в которой разрешалось арестованным читать. Но поскольку в камере точно не было Руссо и Маркса, то молодой “вольнодумец” продолжил своё образование не только в этом узком направлении, но и более широко - читал гениального Шекспира и другую европейскую классику, книги по истории России и Европы, а когда прочел сочинения святого Дмитрия Ростовского, то написал брату: “Но лучше всего, если бы ты мне прислал Библию (оба Завета)”, которую в детстве вслух читал ему отец. Но главные ценные беды-испытания были ещё впереди…

Суд счел, что петрашевцы идейно готовили заговор против существующей власти и постановил: “Лишить… чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни”. Оба-на! А вроде всё казалось невинным просвещенческим увлечением. Уверен, - когда человеку объявляют о смертной казни, то этот шок встряхивает сознание основательно, тем более такого внимательного исследователя человека, как Ф. Достоевского… Но вскоре смертную казнь Ф. Достоевскому заменили на более мягкое наказание - “сослать на каторжную работу в крепостях на 8 лет”, так же смягчили наказание и всем остальным петрашевцам-арестантам, но никому об этом не сказали. После всего этого император Николай I каждому ещё раз смягчил наказание своей властью, в частности в деле Ф. Достоевского написал резолюцию: “на 4 года, а потом рядовым в Тобольск”. Об этом изменении также никому не сообщили и держали в секрете до самого эшафота.

“Мы, петрашевцы, стояли на эшафоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния, - вспоминал Ф. Достоевский. - Без сомнения, я не могу свидетельствовать обо всех; но думаю, что не ошибусь, сказав, что тогда, в ту минуту, если не всякий, то, по крайней мере, чрезвычайное большинство из нас почло бы за бесчестье отречься от своих убеждений. Это дело давнопрошедшее, а потому, может быть, и возможен будет вопрос: неужели это упорство и нераскаяние было только делом дурной натуры, делом недоразвитков и буянов? Нет, мы не были буянами, даже, может быть, не были дурными молодыми людьми…

То дело, за которое нас осудили, те мысли, те понятия, которые владели нашим духом, представлялись нам не только не требующими раскаяния, но даже чем-то нас очищающим, мученичеством, за которое многое нам простится! И так продолжалось долго.