Читать «И пришло разрушение...» онлайн - страница 33

Мало-помалу выкуп за Акуэке был установлен в двадцать мешков каури. Уже смеркалось, когда обе стороны пришли наконец к согласию.

— Пойди скажи матери Акуэке, что мы кончили, — сказал Обиерика своему сыну Мадуке.

И сразу же в оби вошли женщины, они несли большую миску фуфу. За ними следом вторая жена Обиерики внесла горшок с похлебкой, а Мадука принес кувшин с пальмовым вином.

Мужчины ели, пили пальмовое вино и рассуждали об обычаях, принятых в соседних деревнях.

— Не далее как сегодня утром, — сказал Обиерика, — мы с Оконкво толковали Об Абаме и Апинте — у них мужчины, носящие титул, сами лазят на деревья и готовят фуфу для своих жен.

— У них там все вверх ногами. О размере выкупа за невесту они договариваются не при помощи палочек, а спорят и торгуются, словно покупают на базаре козу или корову.

— Это очень плохо, — сказал старший из братьев Обиерики. — Но то, что хорошо в одном месте, то всегда плохо в другом. В Умунсо, например, вообще не торгуются, даже на палочках. Там жених таскает мешки с каури до тех пор, пока родные невесты его не остановят. Это плохой обычай, потому что дело у них всегда кончается ссорой.

— Мир велик, — сказал Оконкво. — Я слыхал даже, что в некоторых племенах дети принадлежат не отцу, а матери и ее семье.

— Этого не может быть, — сказал Мачи, — Ты еще скажешь, что женщина лежит на мужчине, когда они делают детей.

— Это все равно что сказки про белых людей, — будто бы они такие же белые, как этот мел, — сказал Обиерика, показывая на кусок мела, который каждый мужчина держал у себя в оби и которым его гости провели на полу черточки, прежде чем приняться за орехи кола, — И еще говорят, что у этих белых людей на ногах нет пальцев.

— А ты что же никогда их не видел? — сказал Мачи.

— А ты разве видел? — спросил Обиерика.

— А то как же, один из них часто здесь проходит, — ответил Мачи, — его зовут Амади.

Те, кто знал Амади, покатились от хохота. Это был прокаженный, а прокаженных было принято тактично называть «белокожими».

Глава девятая

Впервые за три ночи Оконкво уснул. Среди ночи он вдруг проснулся, и мысли его вернулись к трем прошедшим дням, не вызывая, однако, в нем прежней тревоги. Теперь он даже удивлялся, что же, собственно, его беспокоило? Наверно, вот так же человек удивляется при ярком дневном свете, почему он так испугался привидевшегося ночью сна. Он потянулся и почесал бедро в том месте, куда во время сна его ужалил москит. Другой москит жужжал у правого уха. Он хлопнул по уху в надежде убить москита. И почему они всегда жалят именно в уши? Когда он был маленьким, мать рассказывала ему об этом сказку. Но сказка была такой же глупой, как все женские сказки. В ней говорилось, как Москит предложил Уху выйти за него замуж, а Ухо в ответ покатилось со смеху: «Сколько ж ты думаешь еще прожить? — спросило оно, — Ведь ты и так на скелет похож». Москит улетел обиженный и потом каждый раз, встречаясь с Ухом, говорил: «Ну, вот видишь, я еще жив».